Эля Джикирба - Лиловый рай. Книга третья

– Потому что мы и есть двуногие, малыш.

– Да. Да. Да. И это ужасно, потому что планета зависит от нас.

– Вьёт из меня верёвки, крысёныш, – разводил руками Стив в беседах с Джанни, и с его лица не сползала довольная улыбка.

В их второе пребывание на острове, уже накануне отъезда, он сильно напугал Майкла, когда глубокой ночью зашёл в его апартаменты и прилёг на другой край кровати. Майкл всегда отличался крепким сном, а после погружений вообще спал как убитый, но на этот раз будто что-то его толкнуло. Он проснулся и, почувствовав, что не один, замер и не шевелился, пока не услышал короткий знакомый смешок, а следом за ним уже в полный голос произнесённую фразу:

– Эй-эй, спокойно, это всего лишь я.

– Что-то случилось? – садясь на кровати и натягивая на голое тело покрывало, спросил Майкл, стараясь в приглушённом свете ночника разглядеть лицо примостившегося рядом Стива.

– Ничего. Просто не спалось, вот я и решил полежать здесь, рядом с моим мальчиком. Скоро мы возвращаемся на большую землю, а там всё урывками, сам знаешь, вот и воспользовался моментом, чтобы доставить себе удовольствие.

– Каким, к чертям, моментом? – возмутился Майкл. – Я тебе что, картина в музее? Какого чёрта?

– Тихо, тихо, – сохраняя полное спокойствие, с добродушной улыбкой сказал Стив. – Ты не картина, я не в музее, я просто люблю тебя и не желаю терять времени, вот и всё.

Майкл хотел спросить у этого наглого и в то же время действительно испытывающего к нему самые искренние чувства мужчины что-то хлёсткое, пригвождающее к месту, но так ничего и не сообразил и ограничился простой фразой:

– Пошёл отсюда.

– А если не уйду? – продолжая улыбаться, спросил Стив.

– Тогда уйду я.

– Ладно-ладно, прости меня, малыш, если я заставил тебя волноваться, – сказал, вставая с постели, Стив. – Клянусь, я не хотел этого.

Майкл промолчал и молчал до тех пор, пока Стив не вышел и не прикрыл за собой дверь. Когда они встретились за завтраком, оба вели себя как ни в чём не бывало, и Майкл даже разоткровенничался и во время очередной прогулки на яхте впервые коротко, без подробностей рассказал о некоторых моментах своего детства.

– Настоящий Шекспир, мать твою, – качал головой потрясённый рассказом Майкла Стив. – Они же все умерли! Джан, ты слышишь? Это же надо! Из твоего рассказа выходит, что они фактически умерли из-за тебя, ещё и тебя чуть не погубили, сучьи дети. Я шокирован!

– Они сами во всём виноваты. При чём тут я? – не совсем уверенно, будто убеждая самого себя, сказал Майкл.

Он, конечно же, скрыл от Стива и Джанни историю про поляну с покойниками и лиловый мир.

Зачем им знать про то, чего уже нет?

Артуро так и не посмел подойти к Майклу в его первый приезд. Не смог и во второй, хотя стал ждать его повторного появления с той минуты, как яхта с гостями ушла в сторону главного острова и на вилле наступила тишина. Все дни он исподтишка следил за Майклом и почти возненавидел Стива за «узурпацию всеобщего достояния», как он выразился, выпив лишку во время традиционного вечернего досуга в баре. Джанни сразу доложили о неосторожном высказывании управляющего, и, в тот же вечер навестив Артуро, он пригрозил ему немедленным увольнением в случае повторения чего-либо подобного.

– Скажи спасибо, сукин сын, что я не рассказал Стиву про твои грёбаные сны и съехавшую ко всем чертям крышу, – жёстко заявил он Артуро во время визита. – Ты слишком много себе позволяешь и слишком много пьёшь. Даже тебе не сойдёт это с рук!

– Он не даёт нам общаться с малышом, а мы тоже люди, – оправдывался Артуро. – Кстати, аборигены считают его богом. Ты знал, шеф? Я серьёзно сейчас говорю, не делай такое лицо! Они собираются строить алтарь в его честь. Меня уже сколько раз просили, чтобы я поговорил с тобой и с боссом. Что такого произойдёт, если малыш пообщается и с нами… и с ними?

– Я спрашивал про аборигенов у Стива, и он сказал «нет». И это не обсуждается. Что касается вас всех, я даже не стал заикаться. Он откажет – и будет прав.

– Почему?

Джанни снизу вверх холодно взглянул на Артуро и коротко процедил:

– Потому.

– Исчерпывающе, – разочарованно пробормотал Артуро.

– Худей, Артуро, – сказал Джанни. – Ты стал похож на старую жирную свинью. И бросай пить, мать твою. Это последнее предупреждение.

И вышел вон.

Следом вышел сопровождавший Джанни во время визита Вишня. Когда выходил, сочувственно подмигнул разочарованно молчавшему Артуро.

Вояжи на остров в составе Стива, Джанни, парней и примкнувшего к ним Майкла прекратились так же внезапно, как и начались, и с той поры Стив стал ездить на остров лишь в компании Джанни и Майкла.

Всё изменилось после четвёртой совместной поездки, когда прежнюю компанию в первый и последний раз разделил Оскар ван Сантен – левая рука Стива в теневой империи и единственный из парней, кто общался с боссом без того, чтобы о содержании беседы знал Джанни.

Таким профессионалом, как Оскар, гордилась бы любая разведка. Красавец и умница, специалист по тому, что в сфере торговли и сервиса обычно называется налаживанием коммуникативных связей с целью выгоды, а в агентстве звалось проще и банальнее – внедрением, Оскар ван Сантен был плодом союза голландца и француженки, самых, наверное, отвязных ньюйоркцев периода восьмидесятых, подвизавшихся в тамошней богеме и наградивших сына вполне сумасшедшим сочетанием тонкого, расчётливого ума, бешеного темперамента и патологической склонности к авантюрам.

Оскар стал гордостью агентства семь лет назад, когда во время поступления на службу решил тест с такой лёгкостью, что Джанни усомнился в честности прохождения новичком вступительного испытания. С тех пор его задействовали в самых деликатных делах, а Стив платил ему огромные деньги и прощал всё: и привычку ездить по опасным для жизни и дела маршрутам, и нагловатую манеру общения, и даже пьяные оргии в злачных местах юго-восточного азиатского региона, устраивавшиеся гордостью агентства в компании транссексуалов и несовершеннолетних проституток мужского пола.

Оскар жил один, не имел постоянного партнёра, снисходительно терпел своих ветреных и пьющих родителей и почти все заработанные деньги вкладывал в фонд борьбы за сохранение природы Арктики, парадоксальным образом воюя с тем типом разрушителей природы, на котором зарабатывал себе на жизнь.

Высокий, мастер по целому ряду восточных единоборств и духовных практик, с живыми тёмными глазами, крючковатым и одновременно изящным носом, тонкогубым выразительным ртом, густой вьющейся шевелюрой и породистыми в своей естественной раскованности манерами, полиглот и знаток вин, он был неотразим и знал об этом.