Эля Джикирба - Лиловый рай. Книга третья

– Ты должен навсегда запомнить одну вещь, Майкл, – как можно мягче, но постепенно распаляясь, пустился в объяснения Стив. – У меня, как ты уже понял, две жизни, которые я не смешиваю. Ты, так уж вышло, и почему так вышло – тема для долгого разговора, часть этой жизни. И не только ты. Даже Джан, и Вишня, и остров, и голые девочки, и парни, что резвятся там, откуда мы только что отчалили. А семья – она в другой жизни. Там, где легальный бизнес, семейные традиции, приёмы, ложа в Метрополитен, головные боли моей жены, беседы и переговоры. Где мои дети, лыжи и сёрфинг, гольф и моя головная корпорация. И множество других корпораций тоже. И не верь мне, если я скажу, что там мне хуже, чем здесь. Это будет ложью. Мне очень хорошо там, ведь для амбициозного чувака типа меня нет ничего лучше, чем легитимная признанность обществом. Признание на равных сильно заводит, понимаешь?

– Почему, если тебе там хорошо, ты изменяешь своей женщине и своим чудесным детям с этими глупыми шлюхами? И почему твоя семья лишена возможности видеть твой чудесный остров? Когда я женюсь, я ни на секунду не буду расставаться со своей женщиной и детьми. Буду ловить каждое мгновение с ними, упиваться общением, кайфовать просто от того, что они здесь, рядом, а не сами по себе, где-то там, вдалеке…

Джанни хотел было ответить Майклу вместо Стива и таким образом смягчить жёсткость его вопросов, но Стив его опередил.

– Во-первых, у моей семьи есть остров, и не один. Возможно, там не так чудесно, как здесь, но только если сравнивать именно с этим островом, аналогов которому – так уж сложились обстоятельства, – я думаю, нет нигде в мире. Не забывай, я посвятил его тебе, а значит, он должен был соответствовать моему идеалу. И не возражай сейчас. И моя семья, Майкл, ничем не обделена, в сравнении и с чем бы то ни было, и с кем бы то ни было. А во-вторых, мой дорогой, вот когда женишься, проживёшь совместно с женщиной какой-то отрезок жизни и даже заведёшь детей – тогда и поговорим. Ладно?

– Я понял тебя, – улыбнулся Майкл и больше не возвращался к теме семейных ценностей, хотя объяснение Стива оставило в его душе неприятный осадок, в чём он в ходе дальнейших размышлений посчитал виноватым себя из-за привычки лезть не в своё дело.

Осадок остался и у Стива.

– Что этот малолетка понимает в моей жизни, Джан? – пожаловался он, когда Майкл ушёл к себе. – Лезет с вопросами, которые мне никто не смеет задавать. Даже ты. Я вынужден был поставить его на место, как видишь. И как мне теперь объяснить ему, что он для меня лучшее, что есть в этом мире?

– Он разберётся, Стив. Он умный мальчик. Дай ему время.

– Я только этим и занят, чёрт побери!

В ту, первую поездку Майкл впервые в жизни нырнул и на пронизанные солнцем отмели у коралловых рифов между двумя крошечными островками, расположившимися в трёх часах езды от острова, если плыть туда на моторе.

Он нырял не один, а в компании с двумя парнями из агентства, давними любителями дайвинга, один из которых, Эл, всегда брал с собой камеру, чтобы снимать на неё материал для серии роликов о погружениях. Снятый под водой материал Эл обрабатывал и выкладывал в Сеть от имени несуществующего пользователя.

Как ни странно, Стив не любил дайвинг.

– Я предпочитаю наземных рыб, – подмигивал он, и нельзя было понять, шутит он или нет.

А Джанни вообще плавал только в бассейне.

– Да ну его, это плавание, – говорил он. – Не моё это. Я и плавать-то нормально так и не научился.

Они битых полчаса напутствовали парней, прежде чем доверить им Майкла. И приятно удивились, когда выслушали рассказ о том, каким сообразительным он оказался.

– Босс, парень рождён, чтобы плавать под водой, – восторгался поджарый, долговязый Эл, главный специалист по программированию в теневой империи Стива. – Какая реакция, какая ловкость! Мы в восторге – скажи, Хью!

– А какой красавчик, глаз не оторвёшь! Тело, грация в движениях, ловкость. Настоящий бог, – подхватил слова Эла его партнёр по погружениям Хью, страстный поклонник бодибилдинга и финансовых спекуляций.

– Ангел, – поправил его Стив, блестя глазами.

– Мне он не кажется ангелом.

– Почему? Говори, твоё мнение мне интересно.

– Он слишком мужественный для ангела. И дерзкий.

– А можно подробнее?

– Поясню. Он вроде бы нежный, и кожа у него как у девушки, и глаза, и нос, точнее носик, так мило вздёрнут, ну прямо пусечка, прямо конфетка! Красавчик, что и говорить. Из тех, кого холят и лелеют, кормят из ложечки и выводят гулять за ручку. У него умопомрачительная грация в движениях, врождённая, такую не встретишь у белых, это феномен просто. Будь я пидором, втюрился бы без оглядки и на всю жизнь. Но если подумаешь, что им можно вертеть-крутить, то можно и обломаться. Он себя в обиду не даст. Я таких сразу насквозь вижу. Таким палец в рот не клади.

– Ты сейчас разговариваешь как драгдилер с границы с Мексикой, ты в курсе? – спросил Стив.

– Всё-всё, молчу-молчу, – поднял обе руки Хью. – Считайте, что я ничего не говорил. Пошли, Эл, пора к ужину себя в порядок приводить.

– С чего эти придурки решили, что они что-то смыслят в ангелах? – возмутился Стив, когда Эл и Хью ушли к себе.

– Думаешь, они не правы? – спросил Джанни.

– А ты?

– У меня может быть своё мнение?

– Иди в жопу, Джан.

– Вот именно.

Майкл перестал бояться рифовых акул уже в свой следующий приезд на остров. Осторожно, но уверенно подплывал к серой морской красавице, не мешкая, хватал её за полуовальный наждачный нос, и акула замирала, впадала в транс, поворачивалась вверх белёсым брюхом, а в бок уже тыкались другие, мелькали мимо жемчужно-серыми тенями, чуть ли не становились в очередь, чтобы поиграть.

Своим подводным успехам Майкл радовался, как ребёнок, оживлённо рассказывал Стиву и Джанни об акулах и других морских обитателях и, вдохновившись примером Эла, тоже стал снимать их на камеру и на фотоаппарат.

Выкладывать снятое он отказался наотрез.

– Почему нет? – допытывались они.

– Я пока не готов. Это всё так непрофессионально. Я должен набить руку.

– Майкл…

– Нет, Стивви, не надо мне никого нанимать. Нет. Я сказал – нет.

– Почему?

– Знаешь, я когда-нибудь обязательно займусь акулами. Буду защищать их от двуногих. И остальную природу тоже. Я понял недавно, что худшее, что я видел в жизни, – это не некоторые эпизоды из моего прошлого, а рыбные рынки и отделы морепродуктов и мяса в маркетах. Я понимаю, что это еда. Я не понимаю, зачем столько? Столько мяса, шстолько рыбы, столько всего остального? Планета же не резиновая. Это какими же надо быть мудаками, чтобы не понимать столь очевидной вещи? Почему мудрость так и не стала признаком элитности, признаком настоящего вкуса, настоящего эстетизма в высоком понимании этого заезженного в хвост и в гриву термина? Почему? Почему люди предпочитают оставаться двуногими, а не истинным венцом творения?