Эля Джикирба - Лиловый рай. Книга третья

И она нарочито распахнула такие же, как у Стива, золотисто-карие глаза.

– Я ничего такого не сделаю, – весело ответил он. – Просто откажусь от вас, и это будет безвозвратно и навсегда. А за дилеров не беспокойтесь. Их я беру на себя.

Он поднял указательный палец в предупреждающем жесте и добавил:

– Это будет не просто отказ, милая. Это будет тотальная потеря семьи и всего, что с ней связано. Прощание с мамой, с собаками, с лошадьми, Тедди, ты же так их любишь, твоих лошадок. С домами и виллами, с яхтой, с поездками на уикенды, с учёбой, в конце концов. С твоими чудесными нарядами и не менее чудесными драгоценностями, малышка. Никаких стилистов или походов в оперу. Никаких фантастических проектов и компенсаций с моей стороны в случае их провала. Тебе, Тедди, больше никогда не удастся принять участие в дерби. И жить на ранчо я тоже не позволю. У вас не останется ничего. Только вы и ваш выбор. Я, знаете ли, больше всего на свете люблю своих детей…

– Даже больше, чем Джо? – вставила Мелисса.

Он усмехнулся, оценив её иронию.

– Я больше всего на свете люблю своих детей, – повторил он. – Но я выкину вас из сердца в тот день, когда вы нарушите моё условие.

И ушёл, кинув на прощание, что всё сказанное касается и алкоголя, но с поправками.

– В конце концов, нет ничего лучше глотка доброго виски, так что включайте мозги, деточки, и учитесь получать удовольствие от жизни, оставаясь самими собой, – ласково улыбнулся он, прежде чем уйти окончательно.

– Откуда он узнал про вчерашнее? – задумчиво спросила тогда Мелисса.

Потом они поняли откуда, потому что после разговора впервые обратили внимание на некоторые особенности их повседневного быта.

Теду помнилось, как Мелисса, как всегда, без стука ворвавшись в его комнату, заговорщически прошептала ему на ухо:

– Его парни всё время следят за нами.

– Не его, а парни Джо, – тоже шёпотом поправил сестру Тед.

– Какая разница? Джо и папа неразлучны. Вот теперь я понимаю, почему мама так не любит его.

Тед ничего такого не понимал, но сделал вид, что понял, испугавшись, что Мелисса разозлится на него и будет, как в детстве, обзывать простачком.

Как же он ненавидел, когда она начинала так его обзывать!

Впрочем, когда они выросли настолько, чтобы начать жить отдельно, Стив снял слежку.

– Убери хвосты, – приказал он Джанни. – Я должен больше доверять близким мне людям, иначе моя жизнь превратится в параноидальный кошмар. Я же не дон Паоло. Просто будь в курсе, где они и всё ли у них в порядке. Не более.

И Джанни в очередной раз поразился умению друга держать под контролем собственных демонов.

– Я испортила причёску, – смеясь, сказала Мелисса, запрыгнула в шезлонг, взяла полотенце и обернула им голову. – Придётся всё начинать по новой. У меня же куча дел сегодня.

Молли и Тед всегда приезжали в отцовский дом, если в нём проводилось очередное мероприятие. Это было семейной традицией, и Стив внимательно следил за её соблюдением.

– Семья – это орден, а мы – орденоносцы, – шутил Стив по поводу их единства. – Нам хорошо только друг с другом, и это невероятно круто, скажу я вам.

Мелисса и Тед знали, что он всегда имел в виду и своего друга Джо, когда говорил о семейных традициях. И Марша знала. Каждый раз поджимала губы, когда слышала про орден.

– Ты не договорила, – напомнил Тед сестре о прерванном её купанием разговоре.

– Он всю жизнь изменяет маме, она знает о его изменах и молча страдает. А сейчас у него начался бурный роман.

– С чего ты взяла?

– Медвежонок, ты безнадёжен. Посмотри на его настроение. Он же летает. И смеётся всё время, напевает себе под нос всякие мотивчики и беспрестанно висит в смартфоне.

– Он же с Джо переговаривается вроде… – неуверенно возразил Тед.

– С Джо?

Мелисса закатила глаза и скорчила умильную рожицу.

– Ах, наивный братик Тедди! Не удивлюсь, если у этого самого «Джо» длинные ноги, светлые волосы и лет ему от силы двадцать.

Тут она прервала саму себя и задумалась.

– А может, и нет?

– Не говори загадками, Мо, – взмолился Тед.

– Я говорю, что, может, и не двадцать, а все сорок, и это не блондинка-модель, а невысокая интеллектуалка с ботоксом и силиконовыми сиськами.

– Можно подумать, у двадцатилетней не может быть силиконовых сисек, – заметил Тед.

– У меня, например, нет, – пожала плечиком Мелисса.

– Ты исключение. А мама бы нипочём не спустила отцу измен. Не тот у неё характер. Так что не выдумывай, ладно?

– А что, я не права? – спросила Мелисса. – И так всё ясно. Ты только приглядись – и всё увидишь. Впрочем, я понимаю его, ведь мама ведёт себя с ним как конченая сука. Интересно, она хоть раз делала ему минет?

– Я предпочитаю не думать о таких вещах, – буркнул Тед. – И не надо называть так маму.

– И напрасно не думаешь. Родители – такие же люди, как все остальные, – из плоти и крови, а папа ещё и темпераментный, как вулкан. Они, конечно, оба замечательные, но каждый по-своему. Папа у нас красавчик во всех отношениях. Мама… – Мелисса крутанула пальчиком, явно подыскивая правильное слово, – … тоже красотка, в том смысле, что умница, аристократка, элегантна по-настоящему и отцу точно никогда не изменяла и не изменит. Но друг с другом им хреново. Особенно старается мама. Ума не приложу, как папа с ней живёт. Иногда у меня создаётся впечатление, что они ненавидят друг друга. Ты, вообще, понимаешь, о чём я говорю?

– Понимаю. Не люблю я такие разговоры.

– Неженка, – сморщила нос Мелисса. – Тебе надо учиться преодолевать выстроенные сознанием психологические преграды и освобождать своё зажатое комплексами эго, иначе стресс неизбежен, а это чревато всякими неприятностями.

Она встала с шезлонга, на котором сидела уже бочком, явно собираясь уходить, наклонилась над Тедом и по своей давней привычке заговорщически прошептала:

– Стрессы, медвежонок, чреваты целым рядом болезней. Я тебе больше скажу – они чреваты импотенцией.

И, сделав страшные глаза, ушла.

– Куплю виагру, – ответил, скорее, самому себе Тед.

Как Молли может вот так, спокойно, говорить об интимной жизни родителей? Тед не мог, он даже думать об этом никогда не мог, всякий раз отгонял от себя подобные мысли, с тех самых пор отгонял, как стал подрастать и в их с сестрой жизни появились новые ощущения. А Мелиссе было хоть бы что. Она говорила о сексе между отцом и матерью спокойно, как могла бы говорить о посторонних людях. Обсуждала позы, которые они, возможно, предпочитают. Слова, которые должны говорить друг другу во время жарких любовных схваток. Частоту интимного общения.

Тед демонстративно затыкал уши, когда Мелисса заводила подобные разговоры. Он предпочитал принимать Стива и Маршу такими, какими запомнил их в детстве, и совсем не интересовался подробностями той части их жизни, что шла за сияющими белым лаком дверьми спальни.