Эля Джикирба - Лиловый рай. Книга третья

Какое-то время он просто слушал наступившую тишину, затем схватил смартфон и двинулся в кабинет. Уже с порога вдохнув напоённый ароматом горящих поленьев воздух, раскурил сигару, снял с подставки подогретый загодя Hennessy Beaute du Siecle и с бокалом в руках присел в кресло у камина, резонно решив, что неспешное размышление куда продуктивнее активной злости.

Он глядел на огонь, попыхивал сигарой и маленькими глотками отпивал коньяк. И всё время думал о том, как ему поступить.

Решение, как это бывает, пришло внезапно. Одним махом осушив бокал, Стив отложил на толстый край массивной пепельницы недокуренную сигару и стремительно вышел в холл. Когда пересекал его, заметил спускавшуюся по лестнице Мелиссу и, жестом подозвав её, заговорщически прошептал на ухо:

– Я отлучусь на часок-другой. Скажешь, что у меня разболелась голова и я поднялся к себе, хорошо?

– Хорошо, па. Но с одним условием, – с его же интонациями в голосе прошептала Мелисса.

– С каким, милая?

– Ты скажешь мне правду. Ты едешь к ней?

– Нет никакой «её», – зашептал Стив. – Я клянусь тебе, у меня никого нет. Я еду к Джо, чтобы просто посидеть с ним. Он одинок, а я ему друг как-никак.

– Ладно. Не хочешь признаваться – не признавайся, – разочарованно фыркнула Мелисса и, не дожидаясь ответной реплики отца, ушла в игровую, откуда слышались приглушённые восклицания Мика Штайнера и сопровождавшие их взрывы смеха.

– Уж лучше бы у меня была подруга, – ворчал Стив, почти бегом пересекая мраморную громаду холла. – Было бы меньше хлопот, чёрт возьми!

Стиву было бы проще и легче играть на собственных чувствах, если бы он уловил хотя бы толику недовольства или раздражения в момент своего появления на пороге дома Джанни. Но, как он ни вглядывался, на их лицах не было и следа ожидаемого им разочарования, зато светилась самая искренняя, неподдельная радость.

– Выключите эту чёртову музыку! – потребовал он, делая вид, что что-то попало в глаз, чтобы скрыть от них своё волнение. – Не слышно же ни фига!

– Сам Стивви к нам пожаловал, – торжественно объявил Майкл. – Я не верю своим глазам. А ты, Джо?

Джанни улыбнулся и молча развёл руками в ответ.

– Неужели вы ещё любите меня, сукины дети? – с наигранной грубостью спросил Стив.

Вскоре они расположились у зажжённого камина, Вишня подкатил столик с напитками, а Майкл сбегал наверх и принёс гитару. И Стив впервые услышал, как он поёт.

Майкл спел им много разных песен. Пел и те, которым научила его Тересита, и песни времён бурной молодости Джанни и Стива.

Стив рыдал не стесняясь и шутливо требовал, чтобы Майкл принял участие в каком-нибудь телевизионном проекте. Потом они играли в «Монополию» и травили анекдоты. Говорили о женщинах. Об их красоте и грации, о выразительности взгляда. «Она так может посмотреть, что заводит с полоборота, скажи, Джан?» Делали поправку на собственную извечную погоню за идеалом, отмечали силу и горечь разочарования после расставания, вновь говорили о женской красоте и магии и пришли к единодушному выводу, что Господь создал своё лучшее творение по остаточному принципу.

Долго смеялись по этому поводу.

– Стив, а ты любишь свою жену? – спросил Майкл.

– Не знаю. Уже не знаю. Всегда любил, а сейчас не знаю. Нам трудно вместе, это факт.

– В чём причина ваших трудностей?

– Я думаю, она не смогла простить мне, что я выскочка. Я же вылез, как чёртик из табакерки, да и зацепил её сразу, она и охнуть не успела. Ещё она мечтает, чтобы я был подкаблучником, исполнял её требования по первому зову и занялся политикой, как её рогатый папаша. Прямо зациклилась на этой идее. Говорит, что надо соблюдать незыблемые семейные традиции. А я не хочу – и всё!

– Почему?

– Хотя бы из-за тебя, к примеру… Но о политике это я так, к слову сказал. Дело, конечно, не в ней. На самом деле мы с Маршей очень разные, но оба не желаем мириться с этим непреложным фактом.

– Два упрямца, – добавил изрядно выпивший Джанни.

– Ты считаешь, что я неправ? – моментально отреагировал Стив.

– Да. Не можешь жить – разводись. Всё-всё, я замолчал!

Они сидели возле потрескивавшего дровами камина почти всю ночь. У длинной барной стойки звенел стаканами Вишня, поблёскивала разноцветьем пышных веток по-холостяцки скупо украшенная ёлка, тихо перебирал струны гитары Майкл. Замолк было на мгновение, но Стив попросил его продолжать, если он, конечно, не устал.

– Я устал, но, так и быть, ради тебя сыграю, – улыбнулся Майкл.

– Играй, малыш. Играй. Так приятно тебя слушать. Правда, Джан?

Джанни кивнул. Он был сильно пьян, но сдержан и молчалив. И абсолютно счастлив.

«Идеальная ситуация для проявления идеальной дружбы, – борясь со сном, думал он. – Жаль, что так быстротечна. Всего лишь на одну ночь».

Вновь говорили о женщинах. Вернее, говорил в основном Стив.

– Как же они хороши! Открываешь журнал – а там на весь разворот глаза. И смотрят так, что внутри всё переворачивается. Как у них получается так смотреть – загадочно? Всю жизнь задавал себе этот вопрос.

– По улицам вообще-то ходят совсем не загадочные создания, да и в журналах существует фотошоп и прочие ухищрения.

– Это масса, Майкл. Те самые миллионы обывательниц, в глубине души жаждущих приобщения к элите. А в журнале – женщина-мечта, и я рад, что существует фотошоп и прочие, как ты выразился, ухищрения. Я хочу смотреть на красавицу и верить, что встречу такую когда-нибудь. Я за это их и люблю. За обещание. Чудесные создания. Правда, Джан? Подтверди, мать твою!

– Да, они чудесны. Что ты уставился на меня, как на инопланетянина? Я же подтвердил.

– «Д-я-а-а, они чюдестны», – передразнил Джанни Стив. – Смотри на этого педика, Майкл. Он даже не в состоянии нормально восхититься очевидным.

Джанни мог бы рассказать им о всплывавшей в его воображении в моменты приближения оргазма картине. И не имело никакого значения, где и с кем настигала его высшая цель плотской любви – в постели с его подругой немецких кровей, с покорными и страстными смуглянками, доставляемыми для услады на остров, или просто в моменты мастурбации, которую он ненавидел и к которой прибегал в самых редких случаях, – картина была одна и та же.

Девочка лет шестнадцати, с детским лицом и густой порослью на лобке. Не набоковская Лолита, тоненькая и несуразная, а девоженщина. Из тех, что рано созрели и готовы к спариванию чуть ли не с пелёнок. У неё низкая упругая попа, толстые ноги и пухлый рот будущей нимфоманки. А рядом он, зрелый и мудрый наставник, открывающий малышке путь во взрослый мир. Она смотрит на него влажными глазами, её рука ласкает готовую к спариванию вагину, стекает ниточка слюны по круглому подбородку.