Елена Джеро - Вся правда о

Лилия Теодоли, 45 лет. Замужем за управляющим римским филиалом банка «Парнас».

Карло Каррота, 29 лет. Очень миловиден. Тренер по йоге.

Экспозиция: Стефано и Лилия, познакомившись на корпоративной вечеринке, вскоре становятся тайными любовниками. В течение года их нечастые, но бурные свидания проистекают в охотничьем домике банкира. Организатором встреч всегда выступает Лилия. Стефано не получает никаких обещаний, но он искренне влюблен в более опытную партнершу и радеет только об одном – повышении регулярности встреч. Все это время он хранит имя возлюбленной чистым, не открывая даже близким друзьям запретной тайны. На 25 мая по случаю отъезда банкира в Милан запланирован трехдневный романтический уикенд, первый после почти двухмесячного перерыва.

Поворотный пункт: за несколько дней до поездки Лилия сообщает Стефано о своем решении расстаться. Отставной любовник, убитый горем, выясняет, что Лилия все равно собирается «на охоту», только уже не с ним. Счастливого соперника зовут Карло, и он работает тренером в студии «РаЙога», куда Лилия ходит по вторникам и четвергам (11.30—13.30). Он видел их вместе в кафе, где возлюбленная подкрепляется после тренировки.

Пожелания к мести:

1. Незабываемая. Сверхэмоциональная.

2. Место: охотничий домик – потому как, если его воспоминания о любовном гнездышке поруганы, так пусть и она при мысли о коттедже думает только о том, что там случилось.

3. Карло должен получить «свое».

4. Заказчик желает видеть спектакль своими глазами.

(Четвертый пункт был обведен шариковой ручкой и снабжен припиской «проблема – отсутствие алиби». )

Решение: мадагаскарские тараканы – доставка 24 мая.

Вопрос: как посадить в постель?

Дата исполнения: 25 мая.

Дальше шли фото дома и техническая информация – адрес, код снятия сигнализации и внутренняя планировка. На последнем листе – в столбик зачеркнутые четырехзначные цифры без каких-либо пояснений.

Отцепив расширенные глаза от сценария фильма ужасов, Доминик перевела их в окно. Что?! Тараканы??? В постель? Серьезно? Оторвав от первого листа краешек, Доминик нашла и положительный момент – отсутствие соблазнения. Других плюсов не было. Может, в другом сценарии найдутся?

Нет, не нашлись. Хотя в следующей папке уже был не хоррор, а комедия, но черная и самого низкого пошиба. В роли клиентов выступали два товарища по гольф-клубу, ссудившие третьему некую очень круглую сумму. И, как часто бывает в таких случаях, вскоре настал конец и деньгам, и дружбе. Имеется в виду дружбе, связывающей клиентов с дебитором, и одолженным ему же деньгам. Потому что между ними дружба как раз окрепла, и тысячи эти были у них вовсе не последние.

И если бы бывший друг показательно сражался с бедами или хотя бы сидел с грустным лицом в компании проблем, они бы, может быть, скрепя сердце, простили ему долг. Однако вместо этого будущая жертва Лауры С. купила себе «Donkervoort». Коллекционный. Открытый. Цвета молодого бордо. С широкими колесами и длинным, словно морда добермана, капотом. Машина, которая кричала: «Я – мечта!». С голландским акцентом.

И докричалась – кредиторы услышали и спать спокойно больше не могли. И вот, надо полагать, в эти бессонные ночи и сочинили жестокий «платеж». Мечта, погребенная под тонной навоза. Чтобы как в кино про Марти МакФлая и Бифа Таннена 14 14 «Назад в будущее» (1985). . Клиенты, понятное дело, были Марти МакФлай.

Доминик развернулась на 180 градусов и уставилась на бассейн. Хотелось искупаться, срочно. Смыть с себя все эти нечистые замыслы, как приставшую к коже в ветреный день пыль. Вот, значит, чем занимается Лаура – крупным хулиганством. Никакого театра, никаких актеров, этот кошмар даже не напоминает «Всю правду о». Правильно, сама себе ответила женщина, зато хорошо вписывается в политику «долг платежом красен»: идеальная месть. Оба сценария целят в болезненную точку, но это даже не главное – именно из данной точки и произросла обида заказчика. Хм.

Доминик подошла к виду на бассейн и открыла центральную створку. Ой, какой ветерок свежий! И этот запах мокрой еще травы и уже теплого воздуха – какой бывает только после дождя. Доминик немного посмотрела на небо, по привычке выискивая фигурки в облаках, но сегодня порхали одни крокодилы.

Она уже собиралась вернуться к столу, когда в комнату залетел знакомый голос.

«Черт, почему здесь зеркала нет!» – фыркнула женщина, и тут вспомнила про сумку, в которой находился телефон. Так что, когда дверь распахнулась, она уже источала аромат с подписью Шанель и улыбалась свежей помадой, готовой раскрашивать другие губы.

Однако не пришлось. Серджио смерчем ворвался в «аквариум» с развязанным шарфом на шее и сползающей Марией на руке.

– Я не пускала! Он сам! – скулила домработница. Но за тирадой любовника (бывшего?) ее было почти не слышно.

– Как только в голову пришло такое? Совсем с ума сбрендила, да? Ну сколько же можно? Долго ты нас еще мучить собираешься? Год? Два? Всю жизнь?

Помада непроизвольно сложилась в букву О. Потом в тире. И только потом, без интонации, спросила:

– Кого. Вас. Мучить.

Мария громко вздохнула и на цыпочках ретировалась за дверь.

– Я не пойму, опять наклюкалась, что ли? – с гримасой отвращения поинтересовался Серджио. – Или таблеток нажралась? Если не что похуже…

Тут уже разозлилась Доминик.

– Чтобы говорить со мной подобным образом, нужна очень веская причина, синьор Виллани, – сказала она голосом, в котором было 90 процентов металла и еще 10 серной кислоты.

– Ах, да?! – Журналист покачал головой с горькой усмешкой, словно желая пристыдить хозяйку. – А у меня, значит, не веская?

– Не знаю.

Секунд десять они смотрели друг другу в глаза. Наконец, Серджио зажмурил свои и, не открывая, вытащил из кармана пиджака массивный «Самсунг». Доминик уставилась в экран. Развела пальцами фото, делая покрупнее, потом поменьше, влево-вправо, опять назад. Но мозг все равно отказывался воспринимать увиденное.

На фото был ее собственный дом – с торца. Тот, который с восточной стороны, не занятый рекламой. То есть это он вчера был чистый – или в альтернативном вчера. Сегодня там, растянувшись на два этажа, поселилось лицо Аличе. Даже более красивое, чем на самом деле. Художник, сотворивший это граффити, несомненно, обладал талантом – он сумел воспроизвести даже довольное выражение, какое было у нее вчера при рассказе о группах крови. Сверху портрета, – чтобы было видно и с виа Лабикана, и от Ослиных ворот – красными готическими буквами значилось: «Я украла мужа своей подруги». «То есть, – попытался в очередной раз осознать мозг, – это Аличе украла. Мужа. Подруги».

Доминик подняла глаза на гостя и тихо спросила с тайным желанием не услышать ответ никогда: