Алексий Лебедь - Эстафета духа. Дубль 2, в притчах и рассказах

Так они спускались всё ниже и ниже. Если бы отсюда ослабевший узник и решился выбраться сам наружу, то сил у него едва бы хватило и на половину пути, а встречавшиеся то и дело переходы в виде лабиринтов могли убить всякую надежду на спасение бегством.

Но вот, наконец, последний поворот лестницы налево и они на месте. Маленькая комнатушка словно только что высечена из подземных пород.

Куда же девались те камни, которые были изъяты из этой пещерки? И кто эти самые невидимые камнетёсы? Ведь навстречу им не попалось ни души.

Вопросы ещё занимали разум Фомы, а палачи уже со знанием дела принялись за свою работу со всеми профессиональными навыками. Один из палачей крепко обхватил Фому обеими руками, чуть наклонив его так, что даже дышать стало тяжело. Второй цепкими пальцами ущипнул его в области спины, где-то под лопаткой, и внезапно что-то сильно обожгло его в этом месте. Боковым взглядом Фома успел заметить ещё один тонкий острый крюк, который следом вонзился под кожу на спине. Потом ещё, один за другим, три крюка. И к каждому зачем-то был привязан не то тросик, не то канат.

– Что они собираются делать? Неужели всё это можно вытерпеть? Как больно!

Наконец-то можно стать на пол, пошевелить затёкшими руками и вздохнуть полной грудью. Фома уже успел привыкнуть к боли в спине и почувствовал некоторое облегчение.

Но оказалось, что настоящие пытки ещё только-только начинались. Когда сопровождавшие его палачи внезапно исчезли во тьме. Вокруг воцарилась такая же мгла, тросики, как бы сами собой начали сокращаться, и крючьями, по очереди, оттягивать кожу спины. Когда боль усиливалась, слабый импульс тока создавал эффект лёгкого пощипывания. Натяжение крючьев возрастало, и кожа стала отслаиваться и вытягиваться, словно сползая от самой поясницы и шеи. Абсолютный мрак окружал жертву пыток и это ещё более усиливало состояние ужаса и обречённости, того вида страха, которому, наверняка, подвергался каждый, кто испытывал на себе подобные развлечения Недолюба.

Крючья подтягивали тело вверх всё сильнее и сильнее, и казалось, что даже глаза готовы выскочить из своих орбит от боли. Едва ли кто-либо из узников мог выдержать подобное состояние, чтобы не сломить у него малейшее присутствие воли. Но даже душераздирающие крики ужаса надёжно поглощали стены этих каменных пещер.

Фома ощутил всем телом, как кровь устремилась к месту боли. Может, это лопались кровеносные сосуды или, наоборот, закупоривались, пережатые крючьями вены? Понять было трудно. Да и какое дело до этого самой жертве? Сплошной кусок боли стонал и извивался, едва касаясь кончиками пальцев босых ног холодной каменной почвы под ногами. Хотелось кричать, умолять, просить о пощаде. Дрожь охватывала всё тело. Ещё этот слабый ток, пробегавший через тросики и крючья в хаотичной последовательности. Любая жертва пыталась криком заглушить боль, умоляя невидимого зрителя о пощаде.

Кожа на спине вытягивалась всё сильнее. И вот уже крючья стали впиваться остриём в затылок, сдирая кожу с головы. В какой-то момент, после очередного натяжения тросиков, Фома не смог больше коснуться пола даже кончиками пальцев ног, и туловище повисло в воздухе, раскачиваясь взад и вперёд. Вытянутой грудной клетке не хватало сил вдохнуть воздуха полной грудью. Мгновенья, минуты, часы, – всё обратилось в одну невидимую цепь бесконечности. И время остановилось, застыло во мраке подземелья.

И вдруг, словно вспышка из глубины бытия или небытия. Сознание проснулось и начало судорожно искать выход из создавшегося коллапса. Подсказка. Молитва! Как про неё можно забыть?! Сколько раз она спасала Фому в самых безысходных ситуациях! Как звонок другу или пробуждение после кошмарного сна. И Фома, забыв о только что раздиравшей его боли, стал усердно молиться Творцу миров. Ещё мгновение тому ощущая безраздельное одиночество и безысходность, одним волевым сжатием слабеющих кулаков, он обратился в исполина духа, сказочного богатыря. Силы возвращались с каждым выдохом молитвы, наполняя клеточки организма спасительным светом. Теперь нужна лишь концентрация и отрешённость от всего внешнего, что ещё может отвлечь сознание от созерцания Высших миров и Самого Творца Небес.

В какой-то момент Фома почувствовал, что его мозг работает совершенно отдельно от тела. А ещё, какой-то иной, сердечный разум, переносит его далеко-далеко, в иные миры, на Землю. Это сердечная молитва соединила прошлое, настоящее и будущее. Он вспомнил, как вот так же, в прошлой жизни, на Земле, совершенно непонятной силой проведения, возможно, используя шестое чувство, он уже описывал это состояние при рассказе автору нескольких эзотерических книг. Каким образом он считывал тогда информацию, из каких источников, хроник Бытия, понять было совершенно невозможно. И в то же время Фома явственно сейчас понимал, что даже хорошие выдумщики и сочинители, описывающие различные сцены ужасов в своих знаменитых романах, тоже попадали после смерти в это подземелье, чтобы придуманные ими страхи воплотились в реальность и повторялись уже не с описываемыми ими жертвами, а с ними самими.

Таким образом, авторы подобных сцен могли сами почувствовать, что реальная энергия страха способна исходить от них самих, чтобы питать одно единственное существо на этой планете, – её повелителя Недолюба.

И сам Фома уловил эту нить, пусть уже ослабевшую, но ещё продолжавшую тянуться к вершителю судеб загробного мира.

Слёзы раскаяния с молитвой на устах брызнули из глаз, когда в минуты прозрения он увидел спасительных ангелов перед собой, а от них исходил ослепительно яркий свет. Это был ответ на ту искреннюю глубину молитвы, о которой он так усердно просил, сигнал помощи от Самого Владыки миров, Которому до последнего мгновенья принадлежало сердце Фомы. Так значит, Сам Небесный Отец Вселенной даже в преисподней продолжает заботиться о возлюбивших Его сыновьях.

И вот уже сам Фома, едва пережив страдания, снова готов к любому испытанию, которому только мог подвергнуть его Отец Небес, хотя бы и руками ненавистного всем Недолюба. Сам Фома ощутил, что нить энергии, ещё несколько мгновений тому питавшая различными страхами и раздражениями владыку мира сего, Недолюба, оборвалась.

А в то же время другая нить, нить устремления, надежды, веры, любви, нить, обращённая к Господину его сердца, стала расти, становиться прочнее.

Фома знал, что он теперь не один. Вся Сила Небес присутствовала и ликовала в нём. А сквозь неё словно звучали райские арфы и цимбалы. Фома висел на крючьях, но казалось, что сами ангелы поставили его на какое-то возвышение, чтобы можно было опереться ногами. Крючья перестали стягивать кожу со спины, и это давало возможность полностью сосредоточиться на молитве.