Валерий Сауткин - Иуда

Последние слова Георгий слышал уже в полудрёме.

– Э, да ты, я вижу, уже готов! – с лёгким разочарованием произнёс Кипа, – ну, что ж, пора и спать!

Георгий встрепенулся:

– Да, да! Я поехал!

– Куда ты поедешь? Времени-то сколько? – Кипа показал на часы, – ты и такси уже здесь не поймаешь! Останешься у меня.

– Ну, хорошо, – кивнул, соглашаясь, Георгий.

– Иди в туалет и ванную, – Кипа зевнул и отпил ещё пива, – а я приготовлю тебе постель.

Минут через десять Георгий вышел из ванной. Кипа сидел на краю разложенного большого дивана, застеленного чистым бельём с двумя подушками:

– Я вот думаю, стелить тебе отдельно или нет? Диван большой – места хватит!

– Конечно, конечно! – согласился Георгий.

– Ну, и отлично! – воскликнул Кипа, – ложись, а я – в ванную!

Георгий лёг и сразу отключился, лёжа на правом боку, и сквозь сон ощутил чьи-то объятия. Грезилась незнакомая женщина, но вдруг что-то, как рукой, сорвало его грёзы. Он сквозь плавки ощутил на себе какое-то настойчивое давление. Георгий встрепенулся, хотел что-то сказать, но понял, что не знает, что… А Кипа дрожащим и срывающимся от волнения и возбуждения голосом произнёс:

– Жор, а, Жор! Сними плавки-то.

– Вано, – с лёгким смешком начал Георгий, отодвигаясь от Кипы, – где твоё самообладание?!

– Жор, ты же знаешь, что после самообладания поговорить не с кем!

– Возьми себя в руки, Вано, – продолжил Георгий, – а потом я поговорю с тобой.

Он сказал это жёстко, старательно выговаривая каждое слово. Интонация фразы не оставляла Кипе никаких надежд на эротическую экспансию. Оба отодвинулись друг от друга, и Георгий крепко заснул. Кипа переместился на край дивана и, активно взяв себя в руки, предался самообладанию, которое длилось почти до самого утра.

Никогда потом ни Георгий, ни Кипа не вспоминали об этой ночи и никогда не начинали друг с другом разговоров на темы однополой любви.

Быстротечно время… не успел проснуться, уже опоздал. СОС! Он выручит! Задним числом командирует куда-нибудь. Николаю нравилось работать под началом Семёна Осиповича. С ним он не чувствовал себя закомплексованным молодым специалистом. Обстановка в лаборатории тоже располагала к свободному общению сотрудников друг с другом. В случае необходимости каждый мог рассчитывать на помощь любого из коллег. Николай охотно делился своим, правда, не очень богатым опытом и не упускал даже малейшей возможности воспользоваться опытом других, без риска встретиться с чьим-нибудь укоризненным взглядом или даже насмешкой, как бывало, и не раз, в ИВТАНе. Работа по теме диссертации продвигалась довольно успешно, и вырисовывалась реальная возможность завершить её к окончанию аспирантского срока. Редкий случай. Только теоретикам удавалось в срок закончить тему и «положить на стол диссертацию». А начиналось всё весьма курьёзно.

Николая приняли в институт на инженерную должность. Собственной темы не было, и он выполнял разовые поручения. В основном, это были расчётные работы. Однажды Николай встретился в институтской столовой со своим «благодетелем» Захаром Хазиным, старшим научным сотрудником отделения тепловой автоматики, и посетовал на отсутствие самостоятельной темы.

– Что? – удивился Захар, – разве СОС так и не придумал для тебя ничего?

– Да нет!

– Вот что, – немного подумав, сказал Захар, – зайди ко мне после обеда.

Захара и Алексея Рябова, старшего брата Николая, связывала давнишняя дружба, основанная на производственных отношениях. Первый, будучи активным научным сотрудником, автором множества изобретений, испытывал и внедрял свои новшества, как правило, на электростанции, где Алексей работал главным инженером. Нередко оба они были соавторами изобретений. В командировках Захар жил у Алексея и чувствовал себя там как дома. И Алексей, будучи в Москве, никогда не останавливался в гостинице и пользовался гостеприимством Захара. Захар знал Николая ещё школьником, относился к нему как к своему младшему брату и всегда интересовался его судьбой.

– Есть идея, – начал Захар, – в зарубежной литературе появились сообщения о разработках нового кислородомера на базе твёрдых электролитов. Этот датчик развивает ЭДС, пропорциональную содержанию кислорода в дымовых газах в соответствии с законом, если мне не изменяет память, – Захар задумался, – кажется… с законом Найквиста.

– И что? – Николай приготовился слушать дальше.

– Быстродействие этого кислородомера на порядок превышает быстродействие штатного, магнитного кислородомера, а точность и чувствительность – на несколько порядков. Его внедрение могло бы экономить до трёх процентов условного топлива.

– Но я – не автоматчик, к системам регулирования не имею никакого отношения, – начал было Николай, но Захар перебил его:

– Ты прав, системы регулирования – это моё дело, а я хочу предложить тебе разработать датчик кислородомера: во-первых, разобраться в принципе его действия, во-вторых, провести теплофизические исследования его свойств и дать рекомендации по внедрению этих датчиков в теплоэнергетике. Это могло бы быть темой твоей диссертации.

– Ну, хорошо, – Николай почесал затылок и наморщил лоб, – давай попробуем. Что ты можешь мне ещё рассказать по этому поводу?

– Ничего.

– А есть какие-нибудь ссылки на статьи по этой теме?

– У меня нет. – Да… не густо.

Вечером того же дня Николай уже сидел в Научной библиотеке и штудировал всё, что было связано с законом Найквиста. Однако концы с концами не сводились. Уравнение Найквиста не имело никакого отношения к твёрдым электролитам. На следующий день Николай начал «копать» с другого конца. Изучил структуру твёрдых электролитов, ознакомился с работой топливных элементов на их базе и наткнулся на уравнение Нернста, дающее формальное понимание принципа измерения концентрации кислорода. Именно, Нернста! А не Найквиста! Однако физика процесса была ещё не ясна. Тем не менее Николай решился на качественный эксперимент с целью получения ЭДС на примитивной твёрдоэлектролитной ячейке при подаче на её электроды газов с различным содержанием кислорода.

Он познакомил со своим планом Захара. Захар одобрил идею и помог собрать простейшую экспериментальную установку состоящую из муфельной печи, пробирки из стабилизированной двуокиси циркония, баллона с азотом и мультиметра. К дну пробирки с двух сторон прикрепили по проволочному электроду и замкнули цепь на измеритель напряжения. Когда температура печи, а, значит, и ячейки, достигла восьмисот градусов, внутрь ячейки подали азот, и ЭДС скачкообразно достигла одного вольта, но при этом пробирка лопнула, и ЭДС вернулась к нулевому значению. Результат эксперимента был признан, тем не менее, положительным. Захар собрал Научный Совет двух отделений, Физико-технического и Автоматики, на котором Николай рассказал о своих первых изысканиях, а Захар нарисовал радужные перспективы применения нового кислородомера в энергетике. Члены Совета одобрили представленный доклад и предложили Николаю поступить в аспирантуру на тему, которую сформулировали на этом же Совете. Экзамены Николай сдал без всяких проблем, в отличие от Миши Серых, который поступал вместе с ним и который мог завалить специальность, если бы не помощь Николая в то время, когда экзаменатор отлучился минут на пятнадцать. С этого началась их дружба, которая, правда, ограничивалась территорией института. Оба играли за отдел во всех командах. Михаил преуспевал в настольном теннисе и баскетболе, Николай – в футболе и шахматах. В работе они дополняли друг друга: Михаил – умелец, мастер на все руки, Николай – фантазёр, теоретик. Михаил помогал Николаю в изготовлении экспериментальной установки, Николай – в расчётах и осмыслении получаемых результатов. Однако работа Михаила продвигалась не так интенсивно, как у Николая. Приближался срок окончания аспирантуры, а материала для написания диссертации явно не хватало. Установка была собрана, испытана и готова к проведению опытов, желательно круглосуточных, чтобы не терять время на разогрев и на остановку. Людей для такого режима работ не было.