Ангелина Монич - В поисках точки Gmail. Письма о любви, о сексе и о жизни в промежутках между ними

Крик повторился. Я нехотя встала из-за стола, очень уж не хотелось расставаться с плошкой творога и чаем. Дверь в спальню была закрыта. Валера стоял на коленях перед кроватью и громко причитал. Нога его правая выше колена была здорово ободрана – ударился со всей дури о кровать, когда шел в темноте из ванны. В комнате стоял тошнотворно кислый запах. Я сразу даже не поняла в чем дело. Подойдя ближе, чтобы помочь В. подняться, увидела страшное.

Сколько раз я ловила себя на мысли, что жизнь и книги – одно целое. Что все, о чем пишут люди, умеющие складывать слова, это все есть вокруг. И если раньше ты не видел, не слышал или не замечал деталей, то, стоило тебе прочесть об этом, как ты почувствовал, что открываются глаза, и нюх обостряется. И все печатное начинает происходить с тобой. Рю Мураками написал «Все оттенки голубого». Ужасная книга. Не понимаю, что в ней такого особенного, заставившего говорить о себе. «Новое слово», «открытие»… Про наркоманов, про кровь, про таблетки с трудно произносимыми названиями, про огромные члены чернокожих, про засосы, про сперму и про бесконечно кислый запах блевотины. На каждой странице. С подробностями, с деталями. До тошноты. До рвоты.

Ее-то я увидела, бросив взгляд на изголовье кровати, возле которого на деревянной тумбочке всегда лежала гора книг, журналов и газет. Все, включая пуховое одеяло, подушку в свежей наволочке, простынь и наматрасник, было розового цвета, в котором застряли кусочки красного. То ли капуста, то ли свекла. На полу желтого коврового покрытия уже не было, было что-то неопределенного цвета, но определенного запаха. Тумбочка была уляпана, книги тоже. Огромное вонючее море.

– Какая же ты свинья! – в сердцах сказала я, лихорадочно соображая, что мне со всем этим делать.

Муж по-прежнему стонал. То ли от боли в ноге, то ли от ужасного внутреннего состояния, в котором иногда оказываются пропойцы. Я принесла с кухни «Спасатель» и толстым слоем намазала ссадину.

– Ох, – простонал муж и, приподнявшись, стал пробираться к подушке.

– Туда нельзя, – попыталась остановить его я и схватила за руку. В плохо фокусирующихся глазах прочитала немой тупой вопрос. – Там грязно, не видишь что ли? – сказала я раздраженно. – И убирать ЭТО я сегодня не намерена, пусть все так и валяется до завтра. А завтра, – сказала я громко, сделав паузу, – а завтра ты проснешься и будешь мыть все сам.

– Да, – промычал В., явно не соображая, что я от него хочу. – Какая же ты сука. Сука! – крикнул он громче. Лучше я перережу себе вены. Или горло, – добавил он, немного подумав.

Я нервно рассмеялась.

– Тебе, гадина, смешно. Ну ладно, – промычал он и, отстраняя меня от двери, нетвердой походкой направился на кухню.

Я подошла к кровати и стала снимать грязное белье. Только сегодня все поменяла, какое свинство. Выкинув вонючую кучу в коридор, взяла тряпку, намочила ее и попробовала оттереть тумбочку. К горлу подкатила тошнота. Встав с корточек, я вроде бы справилась с ней, но как только попыталась продолжить, все повторилось. Усиленное в несколько раз. Теперь уже рвало меня. Я опрометью бросилась в ванную и настежь распахнула окно. Ночной весенний воздух меня спас. В этот момент на кухне что-то с лязгом и с периодичностью начало падать. Бросив тряпку, я нехотя отправилась на звуки.

Посередине кухни стоял голый В. Глаза была закрыты, лицо перекошено, в руке он держал огромный тесак, острием которого пытался тыкать себе в горло.

– Господи, Валера, – я забрала у него нож. – Чего ты вздумал?

Муж тут же схватил другой из стоящей на столе стойки для ножей. Этот, другой, я тоже отняла и кинула в ящик.

– Иди отсюда, – толкнула мужа к выходу. Он хотел было сопротивляться, но тело явно его не слушало.

Проведя тело по коридору, я запихнула его в другую спальню, уложила в кровать и накрыла одеялом. Но муж вдруг резко вынырнул из-под него и побежал в свою комнату. Перед лужей остановился.

– Ой, тут грязно… – покачнулся в недоумении. И, увлекаемый мною, покорно поплелся в другую комнату. Где, наконец, улегся.

Вышел Женька. Он все это время пытался заснуть.

– Слушайте, можно потише, – сказал он, с любопытством заглядывая в спальню.

– Можно. Только что я могу сделать, ты же видишь, какой он. Иди, закрой к себе дверь и ложись спать.

Сын ушел к себе, но дверь оставил приоткрытой.

Мне предстояла адова работа. И я совершенно точно понимала, что я не должна ее делать. Эту противную и грязную работу я не должна делать! Вместо чая ни с того ни с сего поиметь блевотину. Отлично. Как будто это я гудела в ресторане, жрала там водку и теперь должна расплачиваться за свое плохое поведение!

Сначала я запихнула все грязное белье в ванну и залила его водой с большим количеством порошка. Может, до утра, весь винегрет отмокнет. Потом взяла чистое полотенце, намочила его и попыталась пристроить на лице в качестве маски. Булавкой не вышло, вышло заколкой типа крокодил. Для пущей надежности побрызгала полотенце своими фиговыми (то есть инжирными) духами. Надела огромные красные резиновые перчатки, которыми обычно пользовалась моя домработница с крестьянскими руками. Взяла колючую щетку, налила в таз пенящейся от порошка воды и решительно направилась к месту действия. Вытащив тяжеленную тумбочку на середину комнаты, я приступила.

Приступов больше не случилось, фиговое полотенце работало прекрасно. В работе ничего интересного не было. Одна блевотина. На нее ушло минут 15, таз воды, и полтонны бумажных полотенец.

Потом я допивала холодный чай с кислым творогом. И смотрела по телевизору неинтересное кино.

А муж мирно спал в моей спальне. Там, где пахло мимозой.

Когда он вошел на кухню, я как раз собиралась есть. Достав из холодильника кастрюлю с ухой (сколько будет, бедная, стоять), я водрузила ее на плиту.

– В теннис пойдешь играть? – как всегда не вовремя произнес муж.

– Я есть хочу, вот обедать собралась. Ты уху будешь?

– Нет, конечно. (С некоторых пор он не обедал в надежде похудеть еще больше). Слушай, а может быть, нам вообще этот стол убрать, а? Зачем он там стоит, место занимает? Вы же категорически не желаете играть со мной. Причем, никогда. На хрен мы его вообще покупали, деньги тратили, – сказал муж. В его голосе ощущался наезд, в глазах вспыхнул недобрый огонек.

– Ну, иногда все-таки играем, – как можно более мягко парировала я, наливая суп в тарелку, очень уж не хотелось вместо обеда поиметь скандал. На что муж, смерив меня уничтожающим взглядом, промолчал и вышел из кухни.