Алексей Кононов - Интуит

Я встал и сделал свой первый шаг навстречу безумию.

Все оказалось проще простого: первой стала вывеска, на которую я обратил внимание издалека, а когда оказался рядом, то увидел следующий знак и направился к нему. В таком темпе пару часов я бродил по улицам вдоль дорог, заглядывая в глубь дворов, рассматривая надписи на асфальте и все, что, как мне казалось, могло иметь отношение ко мне. Ноги постепенно наливались свинцовой усталостью, и я практически выбился из сил.

Плевать, как долго я буду играть в эту игру с миром, но сейчас мне требовалось перевести дыхание. Город выматывал быстро, мой организм не привык к такой долгой ходьбе. Я решил, что у следующего «напутствия», на которое вдруг расщедрится судьба, сделаю привал.

Им оказался магазин, то ли антикварный, то ли изотерический, а может, отчасти и ювелирный, – по сути, мне было все равно. Рядом с ним на роскошной деревянной резной лавке сидел пожилой мужчина и курил трубку. Он был одет в кожаную темного цвета жилетку поверх белоснежной накрахмаленной рубашки, аккуратно заправленной в вельветовые штаны, которые гармонично сочетались с коричневой обувью. Подойдя ближе, я разглядел, что ботинки были чем-то средним между «казаками» на высоком скошенном каблуке и обычными классическими туфлями. Потертые и изрядно поношенные, древние, как сам старик, но еще весьма крепкие и от времени ставшие лишь ценнее. Редко попадаются вещи, с которыми происходит именно такая метаморфоза, обычно все случается наоборот.

– Простите, можно присесть рядом с вами? – попросил я. – Ноги подкашиваются от долгой ходьбы.

Голубые с точками на радужке глаза оценивающе мимолетно скользнули в мою сторону.

– Садитесь, юноша. – Старик, казалось, размышлял о чем-то важном, поэтому его разрешение присесть не было особо радушным.

Я с облегчением плюхнулся на лавку.

– У вас очень красивая трубка, сейчас редко встретишь того, кто пользуется такими вещами. Настоящая редкость!

– Спасибо, я сам ее сделал. Чаша – сандаловое дерево, мундштук из дуба, – с гордостью произнес пожилой джентльмен.

– И скамья тоже очень искусно сделана, – добавил я. – Странно, никогда раньше тут не был. Это все принадлежит магазину?

Мужчина ласково положил на скамью ладонь и едва заметно погладил.

«Так обычно обращаются с любимой женщиной», – подумал я. Его взгляд по-прежнему был устремлен куда-то вдаль. Как будто не желая выходить из своего задумчиво-созерцательного, как мне показалось, состояния, он не сразу ответил на вопрос. Задумчивость старика была какой-то особенной, она словно нейтрализовала мою и без того не слишком активную суету, сводя ее к абсолютному минимуму. Получилось так, что вслед за ним расслабился и я, сделавшись ничуть не менее спокойным.

– Возможно, – наконец медленно выговорил он и неожиданно добавил: – Живое дерево не может быть уродливым ни в каком виде.

Воцарилось долгое молчание. Я успел хорошенько отдохнуть, прежде чем он без особого любопытства спросил:

– Что вас сюда привело, юноша? Похоже, этот магазин не был вашей конкретной целью.

Я решил быть предельно честным. Конечно, был риск показаться чокнутым или чудаком, но мне не хотелось придумывать никаких логичных оправданий. К тому же дико надоела рациональная и правильная жизнь. Можно хоть разок побыть тем, кем хочется?

Конечно! Не только можно, но и нужно.

– Совпадения, – без малейшего стеснения произнес я. – Меня сюда привели совпадения.

Мужчина повернул худощавое морщинистое лицо и впервые задержал на мне долгий и пытливый взгляд. Я почувствовал, что требуется немного дополнить свое объяснение:

– Да, именно они. Понимаете, я шел за плакатами, вывесками и всевозможной рекламой, порой слышал какие-то указывающие фразы, а несколько раз просто топтался на месте в ожидании какого-либо знака. К тому моменту, как я окончательно вымотался, меня нашла последняя вывеска с указанием, понятным, наверное, только мне. Вот она, – я показал пальцем на угол дома.

После моих слов старик вовсе не выказал желания потянуться за телефоном для вызова скорой помощи, напротив, в глазах его вспыхнули огоньки любопытства: он заинтересовался.

– Хотите сказать, что плакаты были неким ориентиром, и, дойдя до одного, вы определяли другой и шли к нему? – медленно произнес он.

Я искренне удивился. Старик не только не прогнал меня прочь, но еще и понял саму суть моего маленького путешествия. Вот это сюрприз!

– Ну… да, – запинаясь от неожиданности, подтвердил я, – абсолютно верно. Простите, вы, наверное, считаете меня странным?

Старик, похоже, в разговоре полагался на какое-то неизвестное мне правило – именно оно определяло, на какой вопрос стоит отвечать, а на какой нет. И вместо того чтобы заключить, странный я все-таки или нет, он уточнил:

– А что вы увидели на том, последнем плакате? Как поняли, что он «ваш»?

Во мне тут же проснулся живой интерес к происходящему. Этот человек, возможно, единственный из миллионов, кого могли заинтересовать подобного рода события.

– О, это было очень просто, – воодушевился я, – последний плакат – самое интересное, что мне сегодня досталось. Но тут нужно пояснить некоторые детали: понимаете, у меня плохое зрение. Не настолько, чтобы водить машину, пользуясь очками, но все-таки далекие предметы порой сливаются в непонятные закорючки, – я вопросительно уставился на него.

Старик кивнул: понял, о чем речь. В принципе, любой человек с плохим зрением сталкивался с подобной ситуацией.

– Так вот, этот плакат довольно необычно исказился в моих глазах, и очертания слов превратились в некий рисунок.

– И что же это был за рисунок? – поинтересовался он.

– Четыре перечеркнутых линии, похожие на те, что образуют морщины на ладони.

Старик поглядел на свою руку, которой гладил скамейку, и усмехнулся.

– Я нарисовал этот рисунок, когда был совсем маленьким и не мог дать ему конкретного названия. Постепенно он стал просто моим «знаком». Ну, по крайней мере, так мне грезилось. Чего только порой люди не выносят из своего детства… – сконфуженно пробормотал я. – Это и было последнее напутствие, которое привело на вашу улицу. А потом, увидев красивую скамейку, я направился к вам. Это случилось очень кстати, потому что ноги уже не слушались.

Его мало волновала моя усталость. Что я вообще мог знать о ней по сравнению с ним!? Он прожил на несколько добрых десятков лет больше, а раньше жизнь была гораздо труднее, чем сейчас, так что мне грех жаловаться. Не знаю, да и не хочу знать, какое впечатление на него произвел мой рассказ, – по мне, так он попахивал безумием, и это меня немного смущало.

К удивлению, старик охотно вовлекся в мою игру с миром.