Виктор Попов - Чел. Роман

До метро семь минут. В горку. Хорошая зарядка. Потом одна станция по кольцу. И две по «радиусу». Он идет почти не глядя под ноги и по сторонам. Наверное, при необходимости он мог бы пройти весь путь до дверей школы вслепую. Он все собирается попробовать. Останавливает час пик. Еще терпимый на кольце. Но вот закрыть глаза на «радиусе» вряд ли получится. Да и переход к нему с кольца осуществлению задуманного никак не способствует: он длинный и относительно узкий, объединяет два ничем не разделенных потока пассажиров.

Всю дорогу он молча разучивает арии. До метро только слушает. В метро параллельно отсматривает скачанные ноты. Одного реже двух просмотров ему хватает для воспроизведения партии в мельчайших подробностях. Схватив однажды – он не забывает уже никогда. Дальнейшие просмотры – это так, поиск дополнительных ощущений. Наработка эмоций, не более.

Впрочем, память его избирательна. Он запоминает исключительно теноровый репертуар. На прочее словно включается какой-то ограничитель. Отец предостерегает: при таком раннем развитии спустя несколько лет он вполне может стать баритоном. А то и ниже. Отец показывает на себя пальцем. К этому неплохо было бы готовиться уже сейчас. Он соглашается, но нетеноровые партии слушает нехотя. В дуэтах, трио, квартетах изучает только свой голос. И категорически не помнит, о чем и как поют остальные. В конце концов теряет в драматургии, в восприятии общего смысла произведения. Но его упорно волнует теноровое соло и ничего кроме.

Такая избирательность памяти – о ней знает только семья и консерваторский педагог по вокалу – оценивается по-разному. Родители, будучи солистами, не находят в ней ничего предосудительного. Сами такие были. Они советуют не зацикливаться на проблеме. По их мнению, ее попросту нет.

Консерваторского педагога ситуация настораживает. Он считает, что это может серьезно помешать его дальнейшему музыкальному развитию. Но кроме высказывания опасений, он ничего не предпринимает, не предлагает ни единого способа борьбы с недугом, который сестры обзывают «теноровой памятью». Судя по их ехидному хихиканью, термин возникает явно по аналогии с памятью девичьей, на которую он имел неосторожность однажды намекнуть. Ответный удар не заставил себя долго ждать.

С связи с «теноровой памятью» неожиданно высказывается бабушка. Хотя до этого все эти «голосящие дела» ее совершенно не интересовали. В начале последней февральской коробки, при очередном обсуждении наболевшего вопроса, она неожиданно заявляет:

– И правильно, деточка. На кой черт они тебе нужны, помнить их. Помни себя. Работай себя. Говори себя. Никто кроме тебя не скажет. И с какого такого рожна ты будешь баритоном? Не будешь ты им никогда, – будто пророчество изрекает она в заключение и удаляется к себе с едва початой коробкой шоколада под мышкой.

Переходя улицу возле церкви, возвышающейся над станцией метро, он в который раз вспоминает бабушкин приговор. Высказанный безапелляционно и специфическим бабушкиным языком, приговор этот стал четвертым правилом. Правилом, касающимся только его. Уникальность делает его весомее прочих. В каком-то смысле убирая их совсем…

Впрочем, беречь голос нужно всегда. Метро – наибольшая зона риска. На улице еще можно расслабиться. А здесь гляди в оба. Он останавливается у газетного киоска и плотнее затягивает повязку. Окинув взглядом нескончаемый поток уходящих под землю людей, он не спеша приближается к вестибюлю, массивные деревянные двери которого в этот час не успевают закрываться. Люди натыкаются на впереди идущих. Присматриваться к соседям некогда. Напирают сзади. Но он успевает-таки пропустить вперед женщину средних лет с платком у носа. Этого еще не хватало. Он пристраивается у нее за спиной и молит о том, чтобы она не обернулась. После турникета можно перестроиться на другой эскалатор. А пока глаза в пол. Он берет дыхание здесь на входе, а не в холле, пропитанном застарелыми испарениями тысячи глоток. Следующий вдох на эскалаторе. Там тоже хорошо проветривается. Нет такой концентрации всякой дряни. Но есть сквозняк. Это тоже надо предусмотреть. Он плотнее стягивает на шее кашне.

Удача. Женщина не оборачивается. Сразу после турникета он шагает вправо, перемещаясь к центральному из трех эскалатору. Упирается глазами в спортивный костюм с инициалами сборной страны. Знаки и масштабы спины – с дорическую колонну на входе в вестибюль – успокаивают его. Предельно здоровое во всех смыслах тело. Надо лишь за ним удержаться. Задача требует полной концентрации. «Тело» уж очень быстро пересекает холл перед вторым эскалатором. Нужно серьезно ускориться. В итоге все складывается как нельзя лучше: на эскалаторе он встает четко ступенькой выше. И спуск проходит без происшествий. Спортсмен не оборачивается и вообще совершает минимум движений. Его шея в накачанную ногу толщиной без заметных колебаний несет маленькую лысую головку, прикрытую бейсболкой. Большие, студийные наушники выглядят на их фоне комично. Возникает вопрос:

«Что представитель сборной слушает?»

Явно не то же, что он. Не «Ave Maria». Впрочем, здоровый дух нельзя исключать даже при такой устрашающей внешности. Отец, к слову, тоже не маленький и на лицо совсем не красавец. Хотя отец – это, конечно, совсем другая история…

На платформе он покидает спортсмена. Тот движется к первому вагону. Тогда как его вполне устраивает центр. И пусть вагоны здесь всегда забиты под завязку – особенность кольцевой – но одна станция не стоит таких длительных перемещений. Гораздо проще немного потерпеть.

Поезд прибывает. Он долго пропускает людей вперед, чтобы войти последним и оказаться у самых дверей. Идеально – прижаться к ним лбом. Исключительная безопасность. Он прикрыт со всех сторон от тех, кто в вагоне. А при выходе быстро – глаза в пол – проскальзывает мимо входящих.

Все складывается идеально. Но оказавшись в переходе на «радиус», он понимает, что рано радовался.

В длинном сводчатом переходе столпотворение. Не как обычно. Встречного потока нет. По какой-то причине переход работает только в одну сторону. Но и в ту единственную сторону продвижение незначительное – пара метров в минуту. Кажется, что люди бессмысленно толкутся в замкнутом пространстве.

На третьем шаге, поняв ситуацию, он пытается повернуть назад, но поздно. Нельзя даже подумать о том, чтобы пойти против течения. Он делает еще два шага и снимает один наушник. До его слуха шорохом от плеч и голов окружающих доносится причина столпотворения:

– Трррр… кттт… трррр… кттт…

Добавив нехитрые гласные, он улавливает следом и место происшествия. Недалеко. Но ветка другая. Он залезает в Сеть. Да, уже есть сообщения. Событие пятнадцатиминутной давности. Та ветка закрыта.