Игорь Сотников - Опасайся человека одной книги. В преддверии

– Прошу прощения, – оказавшись плечом к плечу с Семёном, Фома, ощутив несомый этим случайным попутчиком стойкий запах его «уверенности в себе», решает, что лучше будет не оспаривать у того право на самобытность, и поэтому таким словесным образом уступает ему дорогу.

– Извиняю, – для Семёна его правота даже не оспаривается. Так что этому попутчику ещё повезло в том, что ему надо спешить на посадку, а то бы он, конечно же, показал, как надо извиняться. Умение правильно извинятся – это основа основ в кругу Семёна, в котором, пропуская через себя слёзы извиняющихся перед ними (Для понимания которых Семён и его товарищи никогда не скупятся пустить в ход все свои физические способности.) таким общепринятым образом через раскаяние извиняющихся приближают их, почти что к нирване.

Но так как, по мнению Семёна, Фоме повезло, то он не стал зря тратить время, а использовал по назначению свой заход сюда, затем умыл руки, после чего вышел в вестибюль и принялся ждать более целеустремленных, основательно подходящих ко всякому делу своих полётных товарищей Яшку и Каца. Которые, заняв свои отдельные кабинки, пока что не спешили обрадовать ждущего их в вестибюле Фому, ну а также других ожидающих своей очереди у их кабинок напряжённых лиц.

Впрочем, Фома особенно не расстраивался на их счёт. Он давно уже понял: даже если бы у кого-то из них было расстройство живота, то разве для тебя это может быть так же близко и естественно переживаемо? Да, ни в коем разе. Хотя ты это можешь прекрасно знать и понимать, ведь с тобой, как и с любым живым организмом, случалось всякое «такое и даже не такое». Как и многим, тебе понятно, и, может, даже очевидно, как это бывает и чем грозит. Но, что примечательно, тебя это совершенно не тревожит, и даже если у твоего товарища безумно болит зуб. Хотя, о таком недуге, даже вспоминать и то становится самому больно. Но у тебя сейчас не болит, вот и ладно, вот и хорошо. А чьи-то страдающие гримасы, не являются для тебя призывом к сочувствию. Мы помогаем лишь тому и тогда, когда видим, что это экстренно нужно.

– Хотя подожди, не отворачивайся… и сделай улыбку, – «щелчок», убирает телефон довольный приятель, сделавший это памятное селфи. Глядя на него, когда-нибудь потом, его друг с зубной болью вспомнит себя в эти волнительные минуты и однозначно захочет поблагодарить своего товарища за такую удачную фотографию. А чтобы благодарность была более запоминающейся, осуществит её именно кулаком да прямо в зуб.

Но Фому волновало другое, а именно его полёт. Так как он по выпавшей ему жизненной случайности сегодня должен был лететь первым. А ведь всё то, что относится к высшей категории «первый», всегда требует наивысшей ответственности, где нельзя сплоховать и нужно вести себя так, как будто бы этот раз для тебя был далеко не первый. Что, в общем-то, противоречит самому значению «первичности». Этому первому подходу, где ты как новичок, для которого всё подлежит исследованию, просто обязан растеряться, накуролесить или попасть впросак, а не туда, куда все ждут (Так, если ты такая умная, то могла бы и помочь, руки не отвалятся.).

Ну а первый полёт, он, наверное, как и категорично последний, самый незабываемый. И Фома, стоя здесь, в вестибюле, вместе с волнением, в которое он уже начал погружаться, старался быть внимательным ко всему окружающему, пытаясь запомнить все эти лица и обстановку по пути к самолёту. И всё же по пути от стойки регистрации до посадки в самолёт, он даже не успел толком разглядеть эту расторопную девушку, которая, вручив ему билет, быстро отправила дальше по следующим инстанциям, предваряющим всякую посадку в самолёт. А ведь до неё, ещё нужно пройти извилистый путь по разным этажам здания аэропорт.

А там тебя ждут различные приятные и не слишком лицеприятные взгляды, направленные, чтобы разглядеть в тебе то, чего ты даже за собой не подозреваешь. Ну а если ты не поддашься на этот визовый и видимый контроль, то тогда тебя в одном месте постараются просветить. И если уж там в твоих носках не обнаружат что-нибудь запрещённое к провозу, то уж тогда ты сможешь облегченно вздохнуть воздухом свободы и, сев в автобус, перевозящий пассажиров от здания аэровокзала до самолёта, там всех и взорвать… своей шуткой о своих носках, чьи незадекларированные дырки, ты смог в обход бдительного око контроля, провести в них; когда как в носках вообще запрещено что-либо провозить.

Но Фома, сев в автобус, не стал поражать окружающих какой-нибудь подобной шуткой, да и к тому же и причин для этого у него не было. Ведь он одел для первой своей поездки всё новое и похвастаться насчёт дырок в носках, он однозначно не мог, а пользоваться скрытностью этого предмета одежды в своих тщеславных целях не захотел. Так что Фома, зайдя в кабину автобуса отдельно от своих товарищей по поездке, явно предпочитающих свою компанию ему, начал приглядываться к окружающим людям, среди которых, он должен был совершить свой первый полёт. И хотя со временем, где-нибудь на десятом его полёте, эти лица выветрятся из памяти, то тогда какой смысл запоминать все эти, по большей части не очень приятные, а некоторые и вовсе очень противные лица. Но всё-таки, это имеет свою, сию моментную значимость, которая, возможно, существует на подсознательном природном уровне.

И если ты к своему первому полёту или какому-нибудь другому первому действию, не подойдешь с такой обязательной ответственностью, то, вполне вероятно, твой первый раз, возьмёт и не состоится. Ну, например, погода мгновенно испортится, ну а полёт в связи с этим отложится до неизвестного никому, кроме тебя, времени. И лишь когда ты, вновь обретёшь ответственный подход к делу, то твои соседи по рейсу, вздохнут с облегчением и, найдя свою причину задержки рейса: «Говорят, пилот нажрался, вот из-за одного этого гада, все и страдают», двинутся к выходу на посадку. Но ты-то знаешь истинную причину этой задержки, но не станешь об этом никому говорить. Ведь никто не поверит, ну а если поверят, то разве тебе будет от этого легче, когда каждый второй поверивший тебе захочет наказать тебя за свою веру в тебя, из-за которой он опоздал на очень важную вечеринку, где вино льётся рекой, а лунноликие гетеры, девственного образа, уже ждать заждались своего шах и мата.

Но, кроме всего этого, Фома не раз слышал и сам был предубеждён о том, что для каждого рейса западной, а все летящие в эту благословенную даль уже, можно сказать, находятся под крылом этого современного мейстрима, предусмотрена своя «All inclusive» программа, где обязательным элементом должен быть алкоголенаполненный хулиган, который, где-нибудь, на высоте пяти тысяч метров, обязательно захочет повеселить всю летящую публику.