Ирина Ринц - Книга о прошлом

– Здравствуйте, Викентий, – сдержанно поприветствовал Радзинского аспирант, не поворачивая головы. – Вас здороваться не учили?

– Здравствуйте, Николай Николаевич… – Получилось довольно ехидно.

Аверин даже покосился на собеседника с интересом.

– Вас так сильно задевает мой стиль общения?

– А тебе так трудно окончательно перейти на «ты»?

Аверин вздохнул.

– Похоже, проще Вам уступить…

– Надеюсь, ты, правда, это понял, – ухмыльнулся Радзинский. Он нагнулся и заглянул под аверинский локоть, где скромно притулилась Катюша. – Катерина Николаевна… Моё почтение… – сладко пропел Радзинский и легонько сплюснул указательным пальцем её носик-кнопочку. В ответ раздался звонкий смешок.

– Гуля! – доверчиво сообщила Радзинскому малышка. Крохотная ручка нетерпеливым хватательным движением потянулась в сторону голубя, который, самозабвенно курлыча, кружился, подобно дервишу, в танце. Его хвост, похожий на раскрытый кружевной веер, старательно подметал пыльный асфальт.

Аверину пришлось придержать дочь, чтобы она не свалилась со скамейки.

– Подумаешь, гуля! – Радзинский весело заглянул в блестящие катюшины глаза и заговорщицки ей подмигнул. – Смотри, что у меня есть… – Он вынул из кармана пальто ярко-жёлтого пластмассового цыплёнка, несколько раз повернул ключик и поставил его на скамейку – тот запрыгал, стуча по деревяшке красным клювом.

Катюша радостно взвизгнула и схватила игрушку:

– Цыпа!

– Надо сказать: «Спасибо, дядя Кеша», – нахмурившись, пробормотал дочери Аверин.

– Пожалуйста, дядя Коля, – расхохотался Радзинский. – Так что вокруг тебя творится – может, объяснишь?

Аверин пожал плечами.

– Просто жизнь. Идёт своим чередом, – довольно холодно заметил он.

– Ты мне зубы-то не заговаривай, аспирант, – ласково проговорил Радзинский. – Давай, рассказывай, что за тип охмуряет твою супругу…

– Что Вы имеете в виду? – зловеще уточнил Аверин.

– Коленька, – снисходительно заметил на это Радзинский, – если я буду изъясняться эвфемизмами – делу это не поможет. Давай, будем называть вещи своими именами!

– А с чего Вы взяли, что это он «охмуряет» Наташу? – бесстрастно поинтересовался Николай. Не поворачивая к собеседнику головы, он методично швырял комочками хлебного мякиша в прожорливых голубей.

– Ты хочешь сказать… – Радзинский подавился так и не произнесенными словами. В самом деле, с чего он взял, что застал банальный, классический «треугольник»?

– Викентий, не лезьте в это дело, – сдержанно посоветовал Аверин. – Вас это не касается.

– Ошибаешься, Коленька. Ещё как касается! – разозлился Радзинский. – Я достану этого урода! Нельзя безнаказанно такие вещи оставлять!..

– Викентий… – Голос Аверина заметно смягчился. Он глянул на Радзинского сочувственно. – Вы в тысячу раз сильнее моей жены, как маг. Вам даже ничего не пришлось делать, чтобы защититься от её стихийной агрессии – Ваша сила сделала это за Вас… Но Линас…

– Значит, его зовут Линас?

– Да. Линас, если это Вас так интересует. Так вот – на его стороне знание. Этот человек опасен, потому что он не сам по себе – он существует внутри определённой традиции . И владеет весьма действенными техниками… Как Вы думаете, почему Наташа так им заинтересовалась?

Радзинский подумал секунду, потом приподнял двумя пальцами прядь светлых аверинских волос и радостно хмыкнул.

– Она просто промахнулась с нужным блондином – в первый раз. А теперь нашла, что искала!..

– Дурак ты, Кеша, – беззлобно огрызнулся Николай, выворачиваясь из-под тяжёлой руки самозабвенно хохочущего Радзинского.

Катюша сидела на шее у «дяди Кеши» – такого головокружительно высокого – и радостно взвизгивала, когда тот слегка встряхивал её, заставляя подпрыгивать у себя на плечах. Аверин ревниво косился на них, но молчал, поскольку не хотел быть снова обвинённым в занудстве. Вертя в руках игрушечного цыплёнка, он задумчиво трогал его лапки, которые с глухим щелчком возвращались в исходное положение, стоило сдвинуть их с места.

Солнце припекало почти по-летнему. Даже асфальт высох под его жаркими лучами – только из-под островков почерневшего снега вытекали тёмные, извилистые ручейки.

Изрядно взмокший Радзинский давно уже расстегнул пальто, полы которого эффектно взлетали, когда он пускался вскачь, изображая катюшиного мустанга. У подъезда «дядя Кеша» перешёл на шаг, чтобы отдышаться, и тут же замер, как вкопанный. Небрежно прислонившись спиной к его машине, на тротуаре стоял Эльгиз и скучающе рассматривал свои идеально ровные, ухоженные ногти.

– Викентий! – он вежливо улыбнулся и помахал рукой. – Извини, что без предупреждения… Ты не занят? – И тут же, не дожидаясь ответа, шагнул навстречу аспиранту. – Здравствуйте. Меня зовут Эльгиз.

– Николай.

Чарующая улыбка. Крепкое рукопожатие.

– Хочу поблагодарить Вас, Николай. – И минуты не прошло, а этот обаятельный мерзавец уже покровительственно обнимает аспиранта за плечи. – Викентий рассказывал мне о Вас, – эльгизова речь звучит так нежно, так вкрадчиво, – Я очень рад, что за ним теперь есть кому приглядывать. Мне кажется, Вы положительно на него влияете… – и вот аспиранта уже мягко увлекают к подъезду…

Радзинский отмер только тогда, когда Эльгиз, не оборачиваясь, поднял руку и прищёлкнул пальцами, словно подзывая официанта.

Вся кровь бросилась Радзинскому в голову. Если бы не ребёнок, сидящий у него на плечах, он бы точно сделал в этот момент какую-нибудь глупость. Например, с размаху засветил Эльгизу своим тяжёлым кулаком в челюсть. А так он просто пошёл следом – скрипя зубами и мысленно пиная коварного любителя поэзии носком ботинка в печень.

Ребёнок плакал, Наташа, недовольная нарисовавшейся перспективой прожить две недели под одной крышей со свекровью, мрачно курила в кухне, Николай, словно не понимая, что на поезд можно опоздать, ожесточённо спорил из-за каких-то пустяков – даже безграничное терпение Радзинского начало потихоньку истощаться.

– Ребёнка кто-нибудь успокоит? – вежливо поинтересовался он, аккуратно закрывая чемодан и окидывая оценивающим взглядом груду оставшихся на тахте вещей.

Да – ему пришлось безжалостно вытряхнуть из аверинского чемодана всё его содержимое и собственноручно отсортировать лишнее. Аспирант краснел, когда Радзинский перебирал его нижнее бельё, впадал в панику, когда тот выкидывал из багажа многочисленные книжки и конспекты, злился, когда бесцеремонный знакомый начал рыться в его шкафу в поисках летних рубашек с коротким рукавом. Теперь Николай сидел в углу возле письменного стола взъерошенный, красный, как помидор, и мрачно сверкал глазами.