Ирина Ринц - Книга о прошлом

– Аспирант. – Молодой человек бесстрашно шагнул в лужу, не дожидаясь, пока машину отгонят на сухое место. То же пришлось сделать и Радзинскому – больше до машины добраться было никак нельзя.

– Как зовут?

– Николай.

– А меня – Викентий. – Радзинский протянул своему новому знакомому руку и осторожно пожал его хрупкую на вид кисть. На безымянном пальце Николая блеснуло золотое обручальное кольцо. «Неужто он женат?» – поразился Радзинский. – «Ребёнок ведь совсем!».

В мокрых ботинках было на редкость неуютно, но это было мелочью по сравнению с тем чувством неловкости, которое Радзинский испытал, поймав на себе изучающий взгляд сверкающих стальных глаз юного аспиранта: неприятная щекотка пробежала по позвоночнику и исчезла, когда Николай отвернулся.

Нервно щёлкнув зажигалкой, Радзинский закурил, надеясь таким образом отвлечься от мыслей о свалившемся на него из ниоткуда радужном мальчике, но, заметив, как тот украдкой отмахивается от табачного дыма, смутился окончательно и, сделав пару затяжек, вышвырнул окурок в окно.

Аспирант ушёл мыть голову и пропал. Радзинский уже извёлся – безумно хотелось с ним пообщаться. Непонятно, правда, на что он надеялся – ждать откровений от дежурного разговора за чашкой чая довольно глупо. Но Радзинский был уверен, что сумеет «зацепить» аспиранта – не было ещё случая, чтобы человек, от которого ему что-нибудь было нужно, сорвался с крючка. Обычно люди, в которых Радзинский был заинтересован, легко попадали под его влияние и охотно делали то, что он им предлагал. А здесь и корысти-то никакой не было – просто познакомиться поближе.

Своим видениям, своему чутью Радзинский доверял безоговорочно, и упускать такого необычного человека, как этот парень, не разобравшись, в чём суть его феномена, не собирался. Может быть, вот оно – то, что он столько лет искал! Вот потенциальный единомышленник и соратник! Ну, и пусть это всего лишь мальчишка! Никогда не знаешь, кто перед тобой на самом деле – в этом за годы скитаний по миру российской эзотерики и оккультизма Радзинский успел убедиться.

Времени, между тем, прошло уже немало. Даже если гость мыл отдельно каждый волосок, он бы, ей Богу, уже управился! Радзинский двинулся на поиски. В ванной аспиранта, конечно же, не оказалось – только небрежно заткнутое за батарею полотенце напоминало о его пребывании здесь. Тонкий мальчишеский силуэт мелькнул за приоткрытой дверью кабинета.

– Так вот где ты пропал! А я на кухне тебя жду… – хмыкнул Радзинский, неслышно входя в комнату.

Его низкий бархатный голос заставил Николая вздрогнуть. Тот нервно обернулся, и Радзинский снова невольно залюбовался: окружающее нового знакомого сияние полыхнуло в полумраке кабинета, широкими волнами распространяя вокруг мягкие радужные переливы и нежное, ласковое свечение.

– Я… заблудился немного, – сдержанно улыбнулся Николай и снова заворожено уставился на книжный шкаф. Его светлые, свежевымытые волосы распушились и теперь золотились на солнце, тонким лучом скользнувшим меж неплотно задёрнутых гардин. Казалось, вокруг его головы сияет нимб.

Радзинский ухмыльнулся. Небрежно стряхнул пепел сигареты в чугунную пепельницу, которая уже не один десяток лет стояла здесь, на зелёном сукне старинного письменного стола. Квартира досталась ему от деда. Вместе с антикварной мебелью, бронзовыми люстрами и роскошной библиотекой. Здесь было на что посмотреть. И, похоже, благодаря этому обстоятельству, не нужно больше ломать голову, как продолжить неожиданное знакомство – аспирант без книги отсюда не уйдёт. А если так – значит, вернётся…

– Вы… позволите мне взять несколько книг? – в ту же секунду подал голос Николай, как будто почуял молчаливое одобрение своих намерений со стороны владельца. – Для работы… Мне тогда и в библиотеку было бы не надо… – Он пристально посмотрел Радзинскому в глаза. – Я верну, – серьёзно добавил он.

– Не вопрос, – усмехнулся Радзинский, неторопливо затягиваясь и тонкой струйкой выпуская дым изо рта. Он протянул руку и, словно фокусник, вытащил из-за шкафа передвижную лесенку. – Буду рад искупить таким образом свою вину – ведь ты из-за меня не попал сегодня в Ленинку.

Восторг и обожание в глазах аспиранта стоили того, чтобы проявить щедрость…

– Ты на ниве какой науки пашешь, Николай? – поинтересовался Радзинский, прикуривая очередную сигарету. Он безо всякого стеснения жадно разглядывал своего гостя, подмечая множество новых деталей – например, что глаза у аспиранта всё-таки серые, а не голубые, как показалось в самом начале. Что рубашка его выглажена не слишком умело – об этом свидетельствовали наспех разглаженные «стрелки» – случайно пришпаренные утюгом складки на ткани.

Гость тихо звякнул чашкой, аккуратно опуская её на блюдечко.

– Исторической. А что? – взгляд слишком пронзительный и жёсткий для такого хорошенького мальчика.

– Был бы ты филологом, я бы тебе помог.

– Вы… филолог? – вежливо удивился Николай.

– Разве мы не на «ты»? – почему-то оскорбился Радзинский. Он с удивлением замечал, что последние полчаса балансирует на грани совершенно безобразной и недостойной истерики. Источником душевного дискомфорта, вне всякого сомнения, являлся аспирант. Как Радзинский не старался «зацепить» мальчишку – не получалось. Это выводило из себя. Ощущения были такие, будто запихали в тесную бочку и законопатили там – как не запаниковать?

Радзинский мог смело называть себя самородком – до многих вещей он дошёл сам, своим умом, чисто интуитивно. В частности он практиковал весьма действенный, «авторский» способ управления другими людьми – как ни странно, поглощение и усыпление чужой воли достигалось искренним расположением к собеседнику, дружелюбием и лаской. Радзинский овладел этой техникой без особых усилий, настолько идеально она совпала с его собственным темпераментом. Он и раньше практиковал такой способ общения – особенно с теми, в ком был заинтересован – оплести, убаюкать, нашептать. Только теперь Радзинский ясно видел , как жертва, словно муха в меду, «тонет» в его энергетическом поле, как насыщается его вибрациями и начинает резонировать в унисон с его желаниями. Однако у Николая, судя по всему, был к подобным фокусам стойкий иммунитет – сознательно или нет, но он не давал втянуть себя внутрь чужой светящейся оболочки.

– Мы с Вами на брудершафт не пили, – с лёгкой усмешкой пробормотал дерзкий аспирант.

– Так давай выпьем, – мгновенно вспылил Радзинский. Он просто физически чувствовал, что его сказочное «обаяние» заперто внутри и не находит выхода – ни единой щёлочки. Это раздражало невероятно. Он злился и терял контроль над собой. В какой-то момент напряжение стало критическим и вдруг стихийно выплеснулось наружу жгучим солнечным протуберанцем. Но…