Мария Буркова - Легенда о героях Галактики. Спасти Императора. Космоопера нового тысячелетия

– Не думаю, что это станет проблемой, если эти люди захотят вступить в брак, – это слышать ещё приятнее, право…

– Хорошо, если так, – тихо и по-деловому, пристально глядя в глаза. – Я могу обнадёжить свекровку?

Какой уверенный кивок. Хм, или она меня дурачит, стараясь казаться солиднее, или дело выиграно было с самого начала, тогда браво адмиралу Мюллеру. Тогда встаём и церемонно кляняемся нарочито вальяжно, рассыпаясь в благодарностях.

– Вы настоящая придворная, фройляйн фон Кройцер, – ну, мы слишком простодушны как будто, или столь наглые, что не замечаем холода в такой форме…

– Вы слишком добры ко мне, принцесса… – а как тебе такой взгляд, снизу? То-то же… – я всего лишь хочу помочь Вашему брату раз и навсегда покончить с республикой, – вот так, в струну теперь, с щелчком каблуками, и лицо как у робота… – У меня к ней свои счёты, а Императору тратить на неё дальше своё драгоценное здоровье не стоит. Вы же тоже так полагаете, верно?

– Возможно, Вы и правы, – ну-ну, ещё начни губы кусать, я и этого не замечу.

– Я очень рада, что мы поняли друг друга, принцесса, – вот тебе ещё поклон, и паузу решать будешь сама, я устраняюсь.

Молчит. Ну и зря. Я могу молча стоять и улыбаться до конца Апокалипсиса, если это надо. А могу и вернуться к теме, от которой плохо всем. Ох ты, как не вовремя иной раз эти лапочки в мундирах, ну какого чёрта Оберштайн столь мобилен оказался – получается, помощь получила полутёзка, а не я. Ладно, погрязаем будто в приветствиях, главное, улучить момент – ага, получается, она так разозлена, что не отводит от меня холодного взгляда, вот и шанс не упущен…

– Принцесса, – проникновенно проговорила Катерозе, обернувшись, – подумайте всё же на досуге, какая хорошая вещь – сезон свадеб после войны. Это будет ещё одна красивая победа династии Лоэнграмма, так нельзя упускать этот шанс.

– Благодарю за ценную беседу, фройляйн, – вежливо кивнула Аннерозе на прощание.

Нельзя сказать, что Катерозе не боялась. Боялась, да ещё как – как всякий нормальный новичок, никогда не занимавшийся слаломом, но вынужденный нестись на лыжах по диким горам, чудом удерживаясь на склоне. Но у неё уже наступил момент, когда на определённой скорости страх перестаёт не только довлеть, но и ощущаться толком – слишком быстрые движения, переходящие в полностью инстинктивное поведение, захватывали всё существо без остатка. Ещё с полмесяца назад известие, что она встретится лицом к лицу с легендарным и ужасным министром обороны Рейха, так и оставшимся в роли главного советника при действующем венценосце, серым кардиналом Империи, могло повергнуть её в панический ужас. Ещё неделю назад сообщение, что ей придётся с ним общаться или сотрудничать, швырнуло бы её в холодный пот. Ещё вчера, узнай она, что он рассердится на неё, растерялась бы до невозможности спокойно говорить либо говорить вообще. А сейчас она, с трудом приноравливаясь к его широкому шагу, преспокойно следила за тем, чтоб не отстать, и равнодушно наблюдала, как молчаливое раздражение мизантропа, которого совсем некстати оторвали от важных дел, скатывается с огромных плеч незримыми покуда, но более чем ощутимыми волнами, желая похоронить под собой всё, что встретится на пути. Ну, вот она, великая и ужасная Тень Императора, во всём своём мрачном великолепии, именно так, как и рассказывали, с ледяными ненастоящими глазами – и что? Да ничего, просто чуть уставший уже, заваленный кучей неотложных дел мужчина, которому непонятно зачем навязали какую-то лишнюю обузу, с которой он ещё знать не знает, что делать. Из тех, кто предпочитает умереть по дороге, чем опоздать, и не всегда помнит, когда последний раз обедал. М-да, юбки в любом виде тут безнадёжно опоздали – действительно, скала, и воспринимать что-либо будет только через голову. Мне бы поучиться такому хладнокровию, но боюсь, оно куплено у него слишком дорогой ценой, лучше даже не приценяться. Ладно, пусть себе молчит сколько считает нужным – его право. Мне тоже стоит отдохнуть пока от этой дуэли на аудиенции, ишь, как бушует вслед бешенством полутёзка, зачем же так давать волю эмоциям-то, подумаешь, сестра своего брата… Интересно, впрочем, кто бы мог тогда поставить её на место, будучи супругом, коль скоро брат не решается отчего-то это сделать? Ах, какая же ты заторможенная, Катерозе фон Кройцер, вот же этот экземпляр, перед тобой на диване в авто – и, честно говоря, из такой конфигурации вышел бы толк, сколь бы нестандартной она не казалась. Настоящий элемент Вольта, вот что это такое – жаль, высказать такую идею вслух вряд ли возможно вообще. Так, раз я пока предоставлена самой себе, навязывать своё общество и не будем, можно спокойно себе вздохнуть и стереть с лица ладонью остатки разговора с кронцпринцессой – заодно отключиться от неё, эта база пройдена, сейчас у нас поважнее будет разговор. Пожалуй, самое важное во всей жизни наступает, и нервничать уже вовсе нет смысла – занятно, ощущение, будто событие уже случилось, хотя ещё ничего не сказано.

А вёс-таки хорошо, что в рабочий кабинет Оберштайна мне довелось попасть, не таская на себе осточертевшую форму Союза, мысленно улыбнулась про себя Катерозе. Неосознанная до конца, но приятная мелочь, из тех едва ли не бытовых символических внешне ничего не значащих действий, на самом деле имеющих огромное значение. Вспоминать о том, как клочки куртки с республиканской символикой летели в толпу офицеров имперского космофлота, чтоб навсегда сгинуть на полу под их сапогами, было очень приятно – и дело тут вовсе не в успехе у такого количества мужчин, а в том, что ни Юлиан, ни Аттенборо за эти дни ни разу не спросили её, куда делась её форма и отчего её хозяйка больше не носит. Хотя, возможно, ещё лучше было бы сейчас быть запакованной в самопальный мундир фиолетового бархата, которые нашили себе старшие отряды лагеря юных розенриттеров, хоть с белой лилией на груди, хоть с золотым львом на воротнике… Однако с таким кустарным ребячеством недолго и смешной показаться, уж лучше нейтралитет, как будто вовсе без намёков для постороннего глаза. Катерозе еле удержалась от облегчённого вздоха, когда после этой молчаливой гонки за огромной спиной в фиолетовом плаще – не очень-то удобно поспевать за таким широким шагом на шпильках – для неё просто пошире открыли дверь, чтоб она успела шмыгнуть через порог следом. Если бы она наткнулась на более учтивое обращение, то решила бы, что дело не просто дрянь, но катастрофа. А так она прыгнула в новый пласт своей жизни, как с борта катера, чтоб резкими движениями уплыть к нужному месту берега, нисколько не сомневаясь в правильности происходящего и собственных действий.

Но наличие ещё одного человека в помещении её слегка смутило – понятно, что этот офицер не мог быть никем иным, кроме Антона Фернера, и, стоит признать, он и в самом деле производил самое что ни на есть приятное впечатление – однако Катерозе сразу же уяснила себе, что видит его вовсе не впервые. Мало того, что этот легендарный помощник Его Тёмности сам был на вечеринке в офицерском клубе и лично наблюдал все выкрутасы Катерозе на сцене, так ещё и, судя по тем взглядам, что они перебросились с Германом, это его прямой начальник. Ох, до чего всё близко у них тут, в Рейхе… Интересно, а про наше прощание Герман тоже рассказал начальству? Или у них, как и в Союзе, нужные пуговицы от этого избавляют? Что ж, чем больше они уже знают, тем лучше для меня, точнее, для того, что мне от них надо. Фернер, Вы просто прелесть, и вот Вам сообразная моменту улыбка, аккурат такая, что ничего, кроме сдержанной ничего не выражающей приветливости, не означает, с изящным поклоном, разумеется. Только посмейте теперь не защищать меня в случае чего от Вашего начальника, я очень расстроюсь в таком случае, а Вам будет стыдно, да-да. Уловил всё, вот молодец. Впрочем, это ничего мне не даёт – в случае провала-то, но не будем поддаваться пораженческим настроениям, это глупо. Чего? Мне, кресло, да ещё не через стол, а напротив Самого?! Такая удача мне и не снилась даже…