Мария Буркова - Легенда о героях Галактики. Спасти Императора. Космоопера нового тысячелетия

Наверное, девушка двигалась очень быстро, а может, лицезрение веток, сиявших каплями недавнего дождя, было на деле дольше, чем казалось… Догнать юную даму так и не удалось. Поначалу Аттенборо даже был готов примириться с мыслью, что Карин обманула его и на деле двинулась по совершенно иному маршруту. Эта мысль, впрочем, нисколько его не расстраивала – столь приятной оказалась прогулка по кровле, и за идею молодой адмирал был очень благодарен. Он с наслаждением дышал послегрозовым ветерком, так не похожим на дежурную душноту из коридорного кондиционера… Тучи неслись быстро и едва ли не над самой головой – казалось, можно протянуть руку и ухватить краешек фиолетово-синей пелены. То и дело попадались кадки с какими-то фикусами и пальмами – вероятно, их стащили сюда со всех уголков отеля, чтоб вымыть под струями грозового дождя, а может, они всегда тут стояли в летнее время… Крыша была плоской, явно для удобства хождения по ней, только канавки водоотводов иногда прорезали ровную поверхность. Аттенборо отчего-то через некоторое время остановился, с удовольствием любуясь небом, разукрашенным во все оттенки от голубого до чёрного, и автоматически отметил тот факт, что облачный поток слишком плотный для того, чтоб солнечные лучи пробились сквозь них, хотя то и дело пытались пробиться и подсвечивали их в разных плоскостях, заданных формой фронта. Дело шло к подзакатью, ветерок не вызывал никакого подозрения на то, что прохлада может оказаться слишком сильной и вызвать существенный дискомфорт – этак бродить тут можно до полной темноты, решил для себя молодой человек и двинулся, сам не зная, куда.

Ещё одна какая-то коммуникационная стенка, которых тут полно, и Аттенборо остолбенел в суеверном ужасе… Затем он инстинктивно занял удобную позицию для того, чтоб наблюдать, оставаясь по возможности незамеченным – кто знает толк в уличных и интерьерных боях, тот поймет, о чём речь. Увидеть же ему пришлось следующее. На крыше была выложена восьмиконечная звезда из ночных фонариков с открытым огнём внутри – пламя горящей свечи в каждой стеклянной как будто и прозрачной подставке для живой свечи вызывало слишком величественные ассоциации, ведь вся звезда состояла из этих небольших огоньков, наставленных рядом друг к другу без всяких пауз. Звезда была ещё и широкой – чуть ли не два метра в диаметре. В центре этого великолепия стояла Катерозе, с хрустальным бокалом и открытой винной бутылкой в руках, причём горлышко зелёного стекла явно было срезано тем, что пока покоилось сейчас в ножнах на спине. То, что дама стояла не спиной, а чуть боком к наблюдателю, что мог видеть её слишком бледное лицо, заставило натуральным образом застыть на месте – уж очень сильно сведены были резкие брови и ярко пылали синим пламенем глаза. Почему синие? – возник откуда-то вопрос, они же бывают только зелёными, помнится. Или я столь невнимателен к этим карим в обычном состоянии глазам, растерянно думал ошарашенный молодой человек.

Как назло, услышать, что говорилось над вином, медленно льющимся в бокал, не получилось – порыв ветра отнёс эти жаркие слова куда-то вовсе прочь. Но жалеть об этом было некогда – Дасти смотрел, как заворожённый, как неторопливо бокал наполняется, затем выпивается явно против ветра – длинная рыжая грива развевалась по воздушным струям едва не горизонтально, причём почти не падая. Интересно, как ей удалось встать так, что ветер дует ровно на неё? – мелькнула слабая мысль. Слабая, потому что глаза и всё существо были заняты лицезрением того, как полный теперь бокал медленно поднимается в правой руке и слишком сильно и страстно выпивается – ничего подобного Дасти в жизни не видел, и его голова кружилась так, как никогда ещё прежде. Алые сейчас не то от ветра, не то от вина, не ещё от чего, о чём страшно думать даже, губы Катерозе уменьшили окружающий мир до того пространства, которое занимала фигура девушки среди маленьких, но крепких язычков пламени. Затем столь же медленно для поражённого как громом непрошенного наблюдателя – хотя явно не очень небыстро на деле – хрустальный бокал классической формы полетел на покрытие кровли и превратился в мелкие брызги. Жест, который вызвал это падение, был слишком царственен, чтоб можно было усмотреть в этом движении нечто отрицательное или неэстетичное. Возможно, он и был не нов в этой части Вселенной, но так не вёл себя никто ранее в присутствии самого Дасти… Следующая забава была ничем не проще и не спокойнее – Катерозе вздумала подбросить над собой уже бутылку, и успеть разрубить её выхваченным из ножен клинком как раз так, чтоб черепки аккуратно упали позади, не потревожив свечи… Дорого бы дал молодой человек, чтоб толком расслышать, что за слова уносит в эту секунду в бескрайнюю черноту неба свежий ночной ветер, да и слышны ли они вообще толком, или адресованы неведомо куда.

Потом пришлось ждать несколько долгих может, минут, может секунд – на хронометр смотреть в этой ситуации у Аттенборо сил не было. Он видел, как просияло небо как раз по направлению взгляда девушки – до тех пор, пока не брызнуло лезвиями солнечного света сперва вниз, к поверхности земли, затем, всё более скашивая угол, эти лучи постепенно придвинулись почти к самой крыше здания. Катерозе отсалютовала клинком и быстро вложила его в ножны, затем склонилась в кратком почтительном поклоне и снова выпрямилась, на этот раз вытянув правую руку перед собой. Дасти почувствовал себя двойственно и страшно. С одной стороны, он понимал, что его присутствие тут как минимум нежелательно и в случае, если будет обнаружено, ему несдобровать, скорее всего. С другой стороны, не было не только желания, но и сил бежать – не то страх, не то любопытство парализовало его. Когда же пламя всех свеч разом, которое не мог поколебать ветер из-за того, что оно было защищено корпусом фонариков, качнулось в одном направлении, за спину девушки, ему стало и вовсе лихо. Но не смотреть тоже уже не получалось. Перчатки? Как же он сразу не заметил, что на даме чёрные перчатки, прикрывающие только ладонь – те, что носят любители управления скоростным транспортом в одиночестве? И это кольцо, слишком изящное для обычного бижу, слишком крупное для недорогого и обычного украшения, слишком стильно выполненное, слишком завораживающее для обычного камня – уж не топаз ли в иридии? Чёрт побери, оно же ещё и стоит наверняка целое состояние, откуда у республиканского капрала ещё в недавнем прошлом такие игрушки? Но какая серьёзная драгоценность, всё-таки, с какой претензией!

Когда же над вытянутой рукой девушки, рядом с кольцом, стало неторопливо образовываться сначала как будто туманное облачко, затем оно приняло очертания человеческой руки, а после между лучами из небес и пламенем горящих свеч блеснула белесая пелена, превратившись в человеческий силуэт, Дасти обмер и забыл, какой нынче день и как его зовут. Но разглядывать новое не перестал, привычки космолётчика фиксировали происходящее как будто отдельно от разума и чувств. Пелена, составлявшая силуэт – мужской, вне всякого сомнения, судя по очертаниям и росту, была почти прозрачной, но реальной! Получается, внутри пылающей звезды стояли уже двое! Мужчина, которого на самом деле тут не было, но которого было видно всё лучше, одной рукой держался за ладонь девушки, а другую положил ей на талию, бережно обнимая – его белая пелена отлично видна была на чёрном мундире… Катерозе что-то быстро и настойчиво говорила этому собеседнику, слов не было слышно, но тот, похоже, прекрасно понимал всё и внимательно слушал, склонив голову – он был намного выше собеседницы. Присмотревшись внимательнее, Аттенборо отметил, что незнакомец явно в имперском мундире, и с длинной гривой светлых волос. Других заметных деталей это полупрозрачное облако в виде человека не подсказывало глазу, а вопрос, кто это, не пришёл в голову потрясённому молодому человеку. Он лишь успел непонятно каким внутренним чутьём понять, что чудо длилось не больше трёх минут, а затем пропал и странный свет с неба, и тот, кому девушка страстно говорила что-то – просто бесследно растаял в воздухе. Катерозе осталась стоять, хмуро глядя себе под ноги и уперев ладони по бокам талии, будто выжидая ещё чего-то или обдумывая. Она стояла так довольно долго – некоторые свечи взялись гаснуть, а подзакатье сменилось сочной темнотой вечерних беззвёздных сумерек.