Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Роман. Том II

Развязка оказалась совершенно неожиданной. Несовершеннолетний арестант отделался парой пинков под зад да строгим отеческим напутствием: ходи, мол, теперь по струнке, не то схлопочешь по всем статьям, в следующий раз поблажек уже не будет. Доту отпустили на все четыре стороны, что давало повод к опасениям, как бы ему не вшили в одежду какой-нибудь микроскопический приборчик. Неужто не было желающих проследить за перемещениями сорванца? С другой стороны, станут ли контрразведчики выслеживать местную пацанву? Для подстраховки Кадиев всё же дал особые распоряжения: мальчишку тщательно осмотреть, одежду уничтожить…

Когда двое чернобородых парней в маскхалатах ввели в натопленный блиндаж лохматого и лопоухого Доту, тот застыл у входа как провинившийся школьник, вызванный к директору на ковер. Но едва Дота встретил взгляд брата, как лицо его осветила бесхитростная улыбка.

Кадиев схватил юного родственника за плечи и смял в объятиях. На сердце сразу отлегло, а в следующую секунду его как тисками сдавила еще большая тяжесть, чем прежде. Затем Кадиев вышел поздороваться с братьями Ахматовыми, распорядился, чтобы, перед тем, как усадить троицу за стол, им согрели воды и дали вымыться…

До отвала накормленного пловом с тушенкой и наряженного в камуфляж с чужого плеча, Кадиев повел подростка показывать свое хозяйство. Леча водил его по лагерю, словно по зоопарку, – показывал лошадей, собачий питомник, где сиротливо метались две тощие овчарки. Когда они обогнули восточный «котлован» и вышли к гротам, их нагнал посыльный. Люди из лагеря «эмиров» были на подходе. Начальник штаба Айдинов звал к себе. У него уже все собрались.

Оставив мальчугана у питомника в компании веселящихся на морозе молодых абреков, Кадиев ушел встречать «эмиров». Опять предстояли обсуждения. Совместные действия на юго-западных подступах к Грозному были запланированы еще на прошлый месяц, но из-за непогоды отложены. Душа не лежала к болтовне. Эти сборища, в узком кругу, Кадиеву давно претили. Однако и увернуться от них не было никакой возможности.

Сайпуди Умаров в новом сером камуфляже уже разместил гостей в штабном блиндаже. «Эмиров» поили зеленым чаем. Со вчерашнего дня, после того что произошло с Вареным у оврага, Кадиев Умарова еще не видел. Как только он поймал на себе его мрачно-сдержанный взгляд, а затем и взгляд начштаба, Кадиев понял, что объяснений по этому поводу не будет. Тема была закрыта. Молчаливый нейтралитет стал для Лечи Англичанина полной неожиданностью: среди уркачей Умаров пользовался авторитетом, в обиду своих не давал. Оставалось предположить, что «эмиры», – им не могли не донести о случившемся, – слишком рьяно относились к готовящимся операциям, чтобы придавать значение междоусобице, она шла вразрез с их планами. Но это означало и другое: выяснять отношения предстояло позднее…

Когда стемнело и моджахеды отбыли к себе, в блиндаже Кадиева собралась обычная для этого часа компания. В низком, жарко натопленном помещении стоял тяжелый кислый запах прелой одежды и немытых тел. В ожидании ужина почти все курили.

Дота притулился в дальнем углу блиндажа и как завороженный следил взглядом за взрослыми, глотая каждое их слово. Молодой чеченец, только что вернувшийся после обхода внешних постов, обрадовал всех сообщением, что наткнулся на след кабана. Зверь прошел краем леса, и не один, с целым выводком. Следы уводили выше, в сторону западного аванпоста. Но не идти же по следам на ночь глядя, и он обещал попробовать выследить зверя утром.

Кадиев, сидевший у печки в компании «почтальона» Арби, с которым весь вечер, едва проводили «эмиров», обсуждал свои дела, идею охоты одобрил. Просил только не стрелять без глушителей. По лицам собравшихся чувствовалось, что желающих попасть в команду охотников больше чем достаточно.

На входе в блиндаж показался начштаба Айдинов. Коренастый, бородатый, но без усов, амир поздоровался с теми, кого еще не видел, прошел к печке, где ему сразу освободили место, расстегнул добротный камуфляж на меху и, чему-то улыбаясь, одобрительно закивал. Затем начштаба разговорился с краснолицым и от печного жара разморенным Арби, за весь день у них еще не нашлось времени пообщаться. Начштаба расспрашивал Ахматова о том, как тот умудрился выйти на лагерь, минуя русские посты, и как он вообще нашел дорогу. Арби уверял, что им просто повезло, брели наугад, пока не наткнулись на своих, вот и вся премудрость…

Арби жаловался на всё более трудное положение в селах. Народ перебивался кто чем мог, многие жили впроголодь. От внутренних войск и армейских подразделений не было спасения: везде облавы, зачистки. Спецназовцы не церемонились ни с кем. Но и за безропотное повиновение безоружных жителей сегодня никто не мог поручиться, бунт мог вспыхнуть в любой момент, в любом месте. Особого впечатления сетования Ахматова на сидевших в блиндаже не производили.

А затем, вклинившись в дискуссию молодых чеченцев, один из которых рассказывал о паломничестве родственницы в Мекку, Айдинов заговорил на свою излюбленную тему: единственный путь к спасению сородичей начштаба видел в возвращении к «чистому» исламу с его кровнородственными порядками и традиционно семеричным укладом. Не только вайнахский, но и весь исламский мир живет не по закону, не по правилам, твердил Айдинов своим деревянным голосом, – не по тем правилам, которые могли бы гарантировать ему самосохранение. Потому что в основу нынешнего государственного правления повсюду заложена порочная система, навязанная исламским странам извне и якобы наихудшая из всех, с какими им пришлось столкнуться за всю их историю. И всё это вместо кровно-родовой системы. И всё это вместо «коренного», проверенного уклада жизни и правления, который испокон веков был присущ исламским странам. Вот за ним и будущее. Вот только распадутся неправедные государства и наступит хаос. За хаосом великим – и новый порядок. Кровнородственный. От единого предка в седьмом колене. Вот тогда-то весь мир, и не только мир нохчей, очнется от дремы и наконец-топойдет по правильному пути…

Айдинов поносил своих же, чеченцев. Для наглядности еще и ссылался на Коран, который живущим неправедно предрекал якобы тягчайшие кары. Аллах, дескать, спросит с них по всем статьям, причем обуздает отступников руками сородичей и судьями назначит наихудших и наипадших из них.

Слушали Айдинова с каким-то онемением. И он продолжал проповедовать свое тем же непререкаемым тоном.

Рабская природа – вот и весь он, русский, как на ладони. Раб понятия не имеет, что такое ответственность. На то он и раб. Униженный и оскорбленный, он унижает и оскорбляет в свой черед. На судьбу свою он ропщет не только для того, чтобы вызвать жалость к себе. Думать по-другому он давно не способен. Поэтому он разрушитель от природы, причем любой системы, своей или чужой – это не имеет значения. Нет на свете такого порядка, который бы его устраивал. Не в пример этой бестолочи – хозяин раба, аристократ. Аристократ готов чинить сломанное. Готов убирать и мыть за другими. Аристократ даже чужому человеку протянет руку помощи. На грубость он ответит вежливостью. На зло и жестокость – добром. На растерянность и недоумение – поддержкой. Порядок он будет создавать своими руками, своим кропотливым трудом. Поэтому он и есть истинный хозяин положения. Но, увы, сегодня таких людей днем с огнем не сыщешь. Огнем и мечом всех их свели в могилу. И всё потому, что не больше не признавались кровнородственные узы, которые аристократию породили и благодаря которым она испокон веков существовала…