Владимир Зангиев - Чёрный оникс. Детективный роман

Достигнув девятнадцатилетнего возраста, научился так ловко разбираться во всех тонкостях сложного механизма, что совсем не уступал бывалым специалистам. А тут пришло время призыва на действительную военную службу.

Провожали его всем дружным экипажем.

– Не подведи нас! – наставлял напоследок Казимир. – Хоть ты молод, но моряк уже бывалый. Пример подавай новичкам.

Сомнений ни у кого не было, что службу Таймуразу придётся нести на флоте, поскольку с гражданского флота специалистов обязательно направляли для прохождения воинской службы на военные корабли.

Но в военкомате решили иначе. Значение сыграла имеющаяся судимость по уголовной статье. А всех бывших уголовников отбирали на службу исключительно только в стройбат.

– Пойдёшь в инженерные войска, – вынес вердикт председатель мандатной комиссии.

– А что это такое?

– Р-р-разговорчики! – оборвал призывника строевик, но добавил. – Там узнаешь…

Потом отец Влада вспоминал:

– Армия многому меня научила. И прежде всего организованности. Там получил дополнительно несколько специальностей, в том числе и технических. Пришлось быть и писарем, и завскладом, освоил профессию геодезиста. Направило командование на механизаторские курсы, где изучил различную строительную технику: экскаватор, подъёмный кран, бульдозер, автогрейдер, автомобиль и прочее.

Когда вернулся специалистом снова в часть для дальнейшего прохождения службы, долго не допускали к технике, которую так любил молодой солдат. Он неоднократно обращался к командиру части с просьбами доверить ему какой-нибудь механизм. Объяснял, что ему, как молодому специалисту, на обучение которого государство затратило значительные средства, преступно отказывать реализовать на пользу отчизне полученные знания.

Все эти доводы мало действовали на командный персонал, погрязший в чиновничьей рутине.

– Идите в казарму, солдат! – приказным тоном отсылал от себя подальше напористого молодого спеца командир.

Так было много раз. И тогда солдат взял да написал письмо Сталину и отправил в Москву по почте. Через некоторое время его вызвали в штаб полка. Сам подполковник Кузьмин разбирался в том случае.

– Добился, упрямец, своего! – с долей отеческой заботы констатировал старший офицер. – Завтра же примешь новую технику. Я распорядился. Только больше товарищу Сталину не пиши. У него и так немало забот. В случае чего обращайся прямо ко мне.

– Есть, товарищ подполковник! – радостно гаркнул довольный боец.

И совсем не по уставу полковой начальник добавил:

– Тебя представили к званию ефрейтора, сынок. И дальше служи так же добросовестно и ответственно, как теперь.

– Служу Советскому Союзу!..

Ну какая там ответственность, когда тебе двадцать лет? На уме всякие вольности. Война ещё у всех на памяти, матери ждут не вернувшихся с фронта сыновей, не веря полученной «похоронке». Мужская часть населения пребывает в большом дефиците. Девушки так и рыщут в поисках женихов. Службу Таймураз проходил на Урале. Похождения в «самоволки» не были для него редким исключением. Побеги от патруля, драки с соперниками на танцах в рабочем клубе, отсидки на гауптвахте – всё вошло в будни военной службы. Так и познакомился с будущей своей супругой – красавицей Зинаидой, матерью Владислава.

– Купецкого мы роду-племени, – запомнились Владу слышанные в детстве слова теперь уже почившей бабуси.

Род-то действительно был купеческий. Да только куда всё богатство делось? Мать рассказывала, что самого купца Кинёва забрали чекисты в двадцать пятом. Его огромный дом с амбарами и магазином реквизировала советская власть. Оставили малолетнему потомству, которое состояло, главным образом, из шести девок (оба сына сгинули в горниле гражданской войны, воюя на стороне Белой гвардии), лишь небольшой флигелёк для жительства, а остальное уж извините-подвиньтесь! Где теперь могилка купца власти родным не сообщили. Видимо, шлёпнули где-нибудь в застенках по-тихому и зарыли с другими чуждыми элементами в безвестном общем погребении. Душа неприкаянная где теперь витает?

Мать рассказывала, нашли они потом во время Отечественной войны спрятанный клад купеческий – зарытый, как положено, сундучок в подвале того самого флигелька. Сундучок был до верха набит николаевскими купюрами. Но кому эти бумажки рухнувшей империи нужны теперь были? Разве что стену вместо обоев обклеить. Так бабка и сделала в спальне младших дочерей, чтоб ветром не задувало в щели. Мать хорошо помнила эти обои – остатки чьего-то былого достатка!

А папашу Влад вообще-то помнил, как непревзойдённого специалиста в области техники. О нём коллеги по работе говорили:

– Таймуразу доверь хоть самолёт, он и в нём разберётся!

А ещё отец Влада был большой самодур и бабник. Вечно мотался по командировкам – его ценило начальство и бросало по разным участкам. Так всю жизнь и болтался по стране, пока с матерью не развелись окончательно. В ту пору Владу исполнилось двенадцать. С тех времён отца и не видел, лишь алименты поступали, и то с перерывами. Говорят, у него в разных городах были гражданские жёны и детей от него наплодили несметное число.

Припоминал Влад, как когда-то отец издевался над ними. Перепадало и ему, когда по-детски, бывало, нашкодит. Злой родитель ставил в угол на колени, а на пол подсыпал крупную соль или гречку, частицы которых потом больно впивались в колени, и те распухали до синевы, а соль ещё и разъедала кожу. После такого метода воспитания долго не разгибались коленки и их приходилось отмачивать в холодной воде. Мать не могла на это смотреть равнодушно и заступалась за собственных чад. Тогда ей жестоко доставалось.

– Ты садист, – бросала мужу в физиономию обвинение несчастная женщина. – Такому отцу нельзя заводить детей!

Это только больше разъяряло Таймураза и он прямо зверел. Однажды было такое, что приставил к виску жены незаконно хранившийся у него пистолет и нажал на курок. Но отсыревший патрон дал осечку. Он ещё раз нажал на курок – и снова осечка. Тогда в необузданном порыве он в кровь избил беззащитную женщину и пропал на несколько дней из дома. Этот случай Влад на всю жизнь запомнил. Он тогда сильно испугался за мать. А она и это мужу простила. Видно очень любила.

Ещё была в характере отца невероятная ревность, сопряжённая с болезненной мнительностью. Возвращаясь из командировок, он непременно выяснял у жены с помощью обычных своих методов физического воздействия не изменяла ли она ему за период его отсутствия.

– Ты подстилка, – зловеще шипел он, – и тебе я не верю!

Женщина плакала и божилась, умоляла чтоб расспросил соседей. Но это не оказывало никакого воздействия, и изувер лишь цинично насмехался. Смеялся и бил беспощадно. В этом находил для себя удовольствие.