Софья Лебедева - Он не просил меня ждать. Рассказы

Итак, мы распрощались в очередной раз. Он уехал. Я ходила на работу, коротая вечера перед телевизором, посвящала часы красе ногтей, и мне периодически не хватало дня – я всегда была чем-то занята. Когда прошло две недели, я не забеспокоилась. Я уже привыкла, что он мог и не явиться сразу по приезду, он мог задержаться, он мог сразу же уехать куда-то снова. Но через полтора месяца я стала волноваться. В этот раз мы не ссорились, а стало быть, он знал, что я буду его ждать. Ненужные мысли лезли в голову – могло произойти что угодно, а я и не узнаю никогда. Разве что случайно встречу кого-нибудь из его приятелей, как это уже бывало. Большинство из них знало, где я живу, но не номер моего телефона. Кто выступил бы в роли гонца с печальными вестями? Постепенно я пришла к мысли, что мне остается только ждать.

И вся моя занятость улетучилась в один миг. Много, слишком много вечеров я провела, пытаясь сделать что-то – и забывая, что именно, замирая в ванной над не достиранным бельем или в кухне над перекипающим супом, в уме все разбирая по косточкам нашу последнюю встречу и пытаясь понять, почему он исчез, почему не звонит. Из широкого круга моих подруг и друзей, приятельниц и знакомых почему-то осталась лишь одна, но и с ней я старалась разговаривать как можно короче – вдруг Он не сможет дозвониться? Она-то, Ленка, со свойственной ей бесцеремонностью, и высказала предположение, что он попросту меня бросил. Этот вариант чем-то перекликался и с моими мыслями по поводу. Все же я безболезненно выслушала ее – потому что не принимала всерьез. Меня еще не бросали, я не знала, как это бывает. Мне казалось, что при этом должны произносится какие-то слова. Не мог же он уйти, как ни в чем не бывало – и все? Ведь, в самом деле, я не цветок и не письмо. Я также не чувствовала себя транзитным пассажиром или запасным аэродромом.

Поэтому я продолжала жить и ждать. Все так же ходила каждый день на работу, где с утра до вечера меня осаждали студенты, сами не намного младше меня. Ксерокс ломался, непроизвольно отключался принтер, телефон звонил, не умолкая, и я, вся в мыле, металась между чудесами техники. Пытаясь одновременно отвечать поминутно возникающим со своими проблемами студентам и преподавателям. А деканша, суровая дама внушительных габаритов с кроваво-красными губами, сверлила меня взглядом, в котором читалось: «И зачем мы взяли эту дурищу?». Я прилагала максимум усилий, но мне, как самой младшей, неизменно доставалась роль «мальчика для битья». Перипетии моей «карьеры» затеняли пустоту личной жизни, но не настолько, чтоб я совсем ее не ощущала.

Однажды летом, не смирившись еще с тем, что Он бросил меня, я пошла на свидание, убедив себя в том, что мне необходимы развлечения. Отвергнув притязания поклонника, вернулась поздно, не вполне трезвая, долго сидела на диване, не включая света. Совсем не удивилась, когда зазвонил телефон – так хорошо этот звонок вписывался в мои надежды и чаяния. Подняла трубку и ответила нетвердым голосом:

–Да? В три часа ночи какой-то идиот признался мне, что ошибся номером. Это, конечно, неприятно в такое время, но отнюдь не смертельно, если вспомнить, какими отчаянными рыданиями я разразилась, едва положив трубку…

Я бросалась из крайности в крайность. С утра начинала убеждать себя в том, что с ним непременно случилось что-то плохое, иначе он обязательно дал бы о себе знать. К вечеру с той же категоричностью решала, что он просто забыл меня, выкинул из своих мыслей и жизни, нашел себе какую-нибудь роскошную диву. Предполагаемая соперница рисовалась мне непременно в норковой шубе и с бриллиантами в ушах. Теперь он трется возле ее ног наравне с кастрированным персидским котом. А я жду его звонка, страдая от хронической бессонницы и столь же постоянного недосыпа.

Я делала громадное количество попыток забыть его. Я встречалась с другими, я нашла новых друзей, вернула старых, мне опять не хватало времени, порой я терзалась раскаянием оттого, что не могу равномерно осчастливить своим обществом весь мир, я три месяца посещала курсы вязания крючком, я… Я как могла, заполняла досуг. Я только не могла заполнить то пустое пространство в себе, возникшее в тот день, когда я впервые подумала: «На этот раз я жду его слишком долго». Эта черная дыра была без дна и бездумно поглощала все, что я, боясь, что и меня туда затащит, кидала в нее с размаху. Я радовалась, когда хотя бы час мне удавалось провести в одиночестве и забыв о терзавших меня демонах. Час проходил, и я понимала, что опять обманулась – я продолжала ждать.

Время лечит, и понемногу я успокаивалась. Но каждый, кто любил, знает, как легко рушится это полное внешне спокойствие от самого малозначительного происшествия. Взгляд вдруг натыкается на знакомый жест в чужом исполнении, слух улавливает характерный смешок в разговоре незнакомых людей, случайный собеседник произносит свойственное только Ему словечко. Болезненная маята возвращается на свое привычное место, говоря: «Наивная, ты думала, что избавилась от меня? Я с тобой!». Я часами ходила по улицам, надеясь увидеть такие знакомые летящие очертания его машины. Сотни автомобилей мчались мимо, с таким же значком на бампере и просто похожие, но среди них не было Его.

Осенью я встретила одного из его приятелей. Мои надежды увяли, когда приятель признался, что сто лет его не видел.

Безумие подкрадывалось ко мне ночью, после двух часов, когда стихали шаги на лестнице и шум за стенкой, когда переставали сигналить автомобили и по телевизору гнали старые фильмы или музыкальные программы. Рецепт сумасшествия на самом деле прост – надо взять одну часть любви, одну часть одиночества, добавить разлуки и то, что получилось, доверху залить алкоголем, чтоб результат не замедлил себя ждать. Этот рецепт я многократно использовала на себе с немалым успехом. Все кружилось в голове, и я кружилась по квартире… трогала вещи… напевала вслух стихи:

Жди меня, и я вернусь, Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди…

Дальше я не знала. Желтые дожди, желтый цвет измены, желтый дом – так в старину называли психушку, куда я готова была угодить без малейшего сопротивления, в желтом халате я провожала его до порога. И он наклонился и потерся щекой о его желтый бархатный рукав, чтобы вытереть возможный след оставшейся после поцелуев помады.

Пережив в воскресенье похмелье, к понедельнику я была уже молодцом. Натягивала узкую юбку, наносила боевую раскраску, и эти латы держали меня, не давая рассыпаться, до субботы. Если я не успевала расписать выходные до минуты – тем хуже для меня. Потому что рецепт сумасшествия очень прост…

Самым невыносимым было то, что я ничего не могла поделать с той агонией ожидания, в которую превратилась моя жизнь. Я только надеялась, что вот-вот что-то произойдет и разрушит ее, но ничего не происходило. Все было, как было, только он исчез. Пустое пространство во мне замерзло и превратилось в кусок льда, и этот лед вжился в меня, пророс ледяными когтями-щупальцами в руки и ноги, он не таял во сне и не растворялся в алкоголе, я чувствовала его медленное шевеление, его призрачную жизнь. (Постоянными упражнениями я постигала искусство безумия в тонкостях.) Я почувствовала этот ледяной кол, когда почти перестала его ждать и почти поверила в то, что он меня бросил. Он ушел, мой дремлющий дракон, мое чудо-чудовище, он оставил мне только воспоминания, только лед и ужас внутри. Все эти месяцы, когда мы ругались, мирились и любили, я, оказывается, строила песочные замки из словечек, улыбок и взглядов. Фокусник ушел, и рухнул, погребая меня отнюдь не воздушной громадой, целый мир.