Софья Лебедева - Он не просил меня ждать. Рассказы

А я никак не могла в это поверить, даже задыхаясь под тяжестью мокрого песка. Я до сих пор надеялась, что финалом печальной истории будет его появление в дверях моей квартиры, пусть без букета роз, но с жадным блеском в глазах, означающим, что он соскучился. Шли дни, недели, в конце концов, счет пошел на месяцы. Он не появлялся.

И я все больше забывала его нередкую холодность и наши бурные скандалы, частые разлуки и нежелание впускать меня в свою жизнь дальше определенных границ, многое-многое другое. Так случается, что далекие друзья в какие-то моменты вдруг кажутся лучше, чем близкие, и умершие вдруг приобретают те добродетели, которых не имели при жизни. Так, вдруг, я сотворила себе из Него кумира.

Я помнила лишь удар тока в нашу первую встречу, тепло кожи в постели, смех и шутки, известные только нам двоим, дорогие сердцу мелочи и изящные жесты, которые он иногда делал. И легко убедила себя в том, что с ним что-то случилось. Уж если его знакомые ничего о нем не знают… Ради всего, что у нас было. Ведь было же? Было? А было ли? Я совсем запуталась в фантазиях, снах, мечтах и страхах, которые теперь населяли мою реальность. Я ждала бы его годы, если б не эта мучительная неизвестность.

Толчком к дальнейшему развитию событий послужил звонок тетки из Москвы. Тетя Таня звонила мне, когда не могла дозвониться маме. Самым тяжелым для меня, прямо по пословице, всегда был вечер понедельника. Я тупо сидела перед телевизором, пережевывая трагедию собственной несостоятельности в личной жизни, но мое сознание нет-нет, да улавливало происходящее на экране. Вы, конечно, слышали или даже смотрели эту популярную программу – «Жди меня», а в первом варианте, кажется, «Ищи меня». Обратиться в нее было так реально, так осуществимо, к тому же до Москвы из моего маленького городка было так недалеко. Переночевать можно у тетки. Уже тогда моя идея показалась мне абсурдной, но я никак не могла избавиться от нее окончательно. Она, идея, притягивала меня обещанием прогнать ужас неизвестности – при всей своей откровенной глупости. Сама не зная, как, я стала готовиться. У меня была пленка. Я сходила с ней в «Конику» и большая фотография стала с тех пор украшать мой холодильник. Своим существованием она каждый миг напоминала, для какой конкретной цели появилась в моем доме. Он хмуро смотрел в объектив, и красота безмятежного синего неба жестоко подчеркивала усталость глаз и губ. В минуты сомнений и дурных предчувствий я ставила его лицом к стене.

Через пару дней я позвонила тетке, изумленной моим вниманием, и напросилась в гости. Я сделала еще один междугородний звонок… Я никому не говорила о своем плане, в котором было столько уязвимых мест, отчетливо понимая, что рискую в конечном итоге оказаться смешной идиоткой – если не хуже. Но это меня не остановило.

И в назначенный день я села на электричку. Я находилась в таком ужасе перед тем, что собиралась совершить, что все вокруг было как в тумане. Я ничего не запомнила ни по дороге, ни в самой Москве, кроме обычной суматохи и разноцветья. Мне пришлось встряхнуться перед встречей с теткой, но потом, к счастью для меня, все мои чувства отключились вместе с памятью. Я практически не помню, как стояла я в скорбном ряду у фонтана, что говорила, держа в руках фотографию, в нацеленную на меня камеру… а потом ушла с ощущением непоправимой и оттого особенно страшной ошибки. Может быть, иногда лучше ничего не знать. И я бросила фотографию в ближайшую мусорную урну.

Да, я сделала это. Я наплела тетке, что у меня встреча с подругой, я поехала в большой магазин, где уже были люди с черными провалами вместо глаз, они искали кого-то, как и я, и у многих потери были страшнее моих. Я заранее выучила наизусть свой коротенький, безличный текст. Если бы меня спросили, я не смогла бы даже сказать, кем мне приходится человек, которого я ищу. К счастью, никто не заинтересовался подробностями. Там было слишком много женщин в черном, как и я.

Потом я вернулась домой и стала ждать развития событий. Дни шли в обычном ритме. Возвращаясь с работы, я кормила заведенную для компании кошку и замирала в ответ на телефонный звонок. Звонили мне часто, но по пустякам – без иронических или соболезнующих расспросов о моем дебюте на телевидении. Я и страшилась, и надеялась, что никто из заинтересованных лиц меня не видел.

На выходных мною овладела лихорадочная жажда деятельности – как следствие прошедшего полукоматозного существования. Будто что-то я сбросила и теперь пыталась начать жизнь заново. Я почти забыла обо всем, почти. Я решила заняться генеральной уборкой своего жилища и как раз вытирала шкаф, когда где-то под грудой небрежно сваленных в кресло вещей заверещал телефон.

Я слезла с табурета, убавила громкость радио и лишь потом, в спешке опрокинув ведро, извлекла аппарат и сняла трубку. К счастью, воды в ведре было мало. Женский голос резал ухо не скальпелем хирурга, но пилой неумелого плотника. Убедившись, что я именно та, кого она ищет, женщина бешеным водопадом стала изливать на меня свою ярость. Ее невозможно было перебить или остановить, так что после вспышки моей активности в этой драме мне снова отвели пассивную роль. Теперь – слушателя. И я слушала. Спустя минуту я высвободила шнур и рухнула в кресло, глазами фиксируя растекающуюся во все стороны грязную воду. До сложенного у стены ковра ей оставалось совсем немного. Одновременно я чувствовала, как тает во мне тот кусок льда, как он разбегается приятным холодком по всему телу и медленно исчезает. Для этого мне пришлось приложить трубку к груди, но я все равно слышала все, что она мне говорила, и тем кусочком сознания, который вполне хладнокровно отмечал затопление ковра, искренне восхищалась качеством современной телефонной связи.

Жар в голосе этой женщины растопил бы Антарктиду, но она обрушила его на меня. Она кричала, вопила, она орала и угрожала, не переводя дыхания и не останавливаясь, чтоб собраться с мыслями. Но за этим чувствовалась какая-то выдохшаяся тоска, будто она давно уже сложила и отрепетировала эту бесконечную речь, только ей до сих пор было не на кого ее излить. От заученности эффект ее колких фраз несколько терялся. Но главное я поняла. Та самая, абстрактная, жена моего героя, воплотилась наяву, если можно так выразиться, во всей мощи своего телефонного голоса. А с ним все было в порядке – жив и здоров, не попал в автокатастрофу, не заболел, не захвачен террористами с целью выкупа. Просто ушел от нее так же, как ушел от меня. Большим облегчением было узнать, что сам он совершенно не в курсе этой забавной истории с поисками. Она просто воспользовалась мною, чтоб было на кого излить свою боль и праведное негодование. Как будто я не была такой же пострадавшей, как она, от его редкостного дара обманчивой доброты.