М. Ерник - Душегубы. Хроника гонки на выживание

– Да, следует признать, это было нелёгкое испытание для местных жителей. Половина из них ушли в запой и находились в нём довольно долго.

– Надо полагать, до обратного переименования?

– Нет. До отмены сухого закона. А новое название… Оно исчезло как-то само собой. Сегодня об этом редко кто вспоминает. Новое имя ушло в небытие быстрее, чем его прежний владелец.

Знаток здешних мест выглядел постарше, на вид лет семидесяти, и заметно отличался от своего собеседника. Он был выше своего спутника, худощав, подстрижен коротко и аккуратно. Тонкие и строгие черты лица как-то особенно гармонировали с глубокими морщинами, которые придавали его лицу сходство с корой старого благородного дерева. Столь же благородно смотрелись тёмно-бордовый вельветовый пиджак и чёрные брюки, которые, судя по следам потёртости, были любимцами у своего хозяина. И если в отношении пиджака и брюк допускались некоторые послабления, то светлая рубашка, чёрный шейный платок и небольшая тирольская шляпа выглядели безупречно.

Держался мужчина прямо, шагал твёрдо и уверенно, чему в немалой степени способствовали строгие классической формы сапоги на ногах, а ещё – чёрная трость. Издали эту трость можно было принять за обычную палку. Однако при внимательном взгляде в глаза бросались её неестественно чёрный матовый цвет, основание, сточенное в остриё, будто жало осы, и необычный блестящий оголовок. Только очень наблюдательный человек мог заметить, что блестящий оголовок был не чем иным, как хорошо отполированным серебряным шаром. Этот серебряный шар отражал в себе всё, что видел его владелец.

Негромкая размеренная речь особенно подчёркивала правильное произношение говорящего. В ней не слышалось ни каких-либо диалектов, ни акцента иностранца. Говорил мужчина не глядя на собеседника, лишь слегка поворачивая голову, чтобы тот лучше слышал. И в манере поведения, и в манере разговора в нём, пожалуй, угадывался господин, однако господин, который ловко маскируется под обычного пенсионера. И собеседник его, судя по всему, это знал.

– А напомните мне, – прервал он паузу, – как вас теперь правильно величать, господин Борк или господин Борке?

– В немецком произношении правильно Борке.

Собеседник господина Борке выглядел полной ему противоположностью. Выглядел он моложе. Ему можно было дать лет пятьдесят – шестьдесят, не более. Однако в его одежде явно угадывалось стремление к молодёжной моде. Обтягивающие на грани приличия укороченные джинсы, свободный болотного цвета пуловер, руки в карманах и небрежная походка знатока жизни, который скользит по ней «не парясь». Песком по мостовой поскрипывали стильные туфли, напоминающие чем-то футбольные бутсы. Вся эта мода никак не гармонировала с приличного размера лысиной на затылке. Но ни чёрные, растрёпанные, без признаков седины волосы, ни сама лысина не волновали своего хозяина. Он активно вертел головой, словно пытаясь увидеть всё одновременно. При этом без труда ухватывая не только смысл, но и все интонации речи господина Борке. Лукавый взгляд с прищуром на смуглом лице свидетельствовал, что от него не может утаиться никакая, даже самая малозначительная деталь.

– А вы по-прежнему граф Кордак? – продолжил господин Борке.

– Да. Но для краткости можно просто Кордак, – снисходительно заметил модный собеседник.

– Или просто граф. Так ещё короче, – усмехнулся господин Борке, взмахивая тростью.

Сутулясь и поминутно оглядываясь, граф Кордак ступал прыгающей походкой по мостовой. Многочисленные следы посещения дорожки гусями его мало волновали. Проникая в протекторы его подошв, они отпечатывались чёткими контурами на тротуарной плитке. Каждый шаг Кордака делал многочисленные отметки гусей ещё более многочисленными. Одновременно с этим занятием граф Кордак успевал ловко носком ноги подцепить какую-то сухую ветку, ехидно улыбнуться вслед коту, который при виде «оккупантов» задрал хвост и бросился к ближайшему кустарнику, и, не сводя глаз с кота, задать следующий вопрос:

– И давненько вы здесь бывали?

Господин Борке, который в отличие от графа Кордака не стремился умножить присутствие гусей на мостовой, ответил не сразу. Только сделав широкий шаг, он счёл возможным произнести:

– Последний раз? Да, пожалуй, лет двадцать тому назад… Да, лет двадцать, – подтвердил он с большей уверенностью.

Оценив дорогу перед собой, господин Борке смерил взглядом близлежащие строения и, не без ноток задумчивости, продолжил:

– Тогда моё внимание привлёк некий господин… простите, товарищ. Звали его Зурицкий Вениамин Аркадьевич. Жил он здесь, в Мухоморах. Жил одиноко, очень скромно. Работал снабженцем в каком-то ОРСе или «снабе», сейчас не помню. Однако это был поистине удивительный человек.

Борке задумчиво помолчал.

– Чтобы удивить вас, господин Борке, должно было произойти что-то действительно невероятное, – воспользовался паузой Кордак.

– Именно это и произошло. Представьте себе идеально честного снабженца советских времён, – предложил Борке.

– Не могу, – честно признался Кордак.

– До того момента и я не представлял. Впервые услышал я о нём в министерстве торговли. Затем ещё в разных местах. И везде обсуждали одно и то же. Удивительный дар убеждения этого человека. Он был в состоянии убедить кого угодно в чём угодно. Пользуясь этим даром, он мог, как тогда говорили, достать или выбить любой дефицит. При этом оставаясь кристально честным. За всё время своей службы он не предложил даже шоколадки ни одной из секретарш. Не говоря уже о более значимых персонах. Кроме честности, поражала скромность этого человека. Его много раз приглашали в столицу. Обещали квартиру, машину без очереди. Но он так и остался в Мухоморах. Вы понимаете, что человека с такими качествами я не мог не оставить без внимания.

– Да, пожалуй. Любопытно, и чем же всё это закончилось? Погодите, позвольте, я угадаю. Он сбежал за рубеж?

– Нет! Это было бы слишком банально. К тому же о поездке за рубеж он и слышать не желал. А возможности такие у него были. И тем не менее, он оказался невозвращенцем.

Борке снова задумался, словно что-то вспоминая.

– Это произошло в новогоднюю ночь. Вениамин Аркадьевич был человек одинокий и малопьющий. Но в тот раз его уговорили встречать Новый год в зимнем лесу в компании родного коллектива. Отметили хорошо. Потом, как водится, ещё пару дней похмелялись. И только в первый рабочий день обнаружили отсутствие Вениамина Аркадьевича. На звонки он не отвечал, дома не ночевал. Стали вспоминать и вспомнили…

– Неужели то, о чём я подумал? – ехидно улыбнулся Кордак.

– Да, – подтвердил Борке, – вспомнили, что он не возвращался со всеми из ночного леса. Его там попросту забыли.