Виталий Махнач - Нет. Эссе. Рассказы. Повести

Ты понимаешь, мы все тут погрязли в подобных рассуждениях и подозрениях. Мы без них не можем оценить ситуацию, которая требует быть настороже. И они, эти подозрения, нас съедают.

Ты понимаешь, что так быть не должно. Но ты же понимаешь, что все здравые и верные слова о том, как должно быть, здесь разбиваются о страх, воспитанный с детства самой жизнью и теми, кто живёт вокруг. Они просто тонут в том океане, который большинству из нас не пересечь.

Это куда сложнее географии. Это внутри. Свёрнуто знаком вопроса, на который ответить может только каждый из нас.

Ты ответила для себя, наверное. В любом случае – я очень рад тебя видеть. Всегда. И очень рад, что ты смогла пересечь океан.

Красноватые прожилки в глазах и на коже. Мятая кожа. Но что хуже всего – крепость рук уже совсем не та. Дрожь в руках отражалась недовольным подрагиванием сжатых губ и яростью в глазах. Но ярость эта уже не была символом силы и молодости. Она не пугала своей решительностью. Это была ярость старика, дрожавшего от страха потерять единственное, что у него осталось. И самое дорогое, что когда-либо было – власть. Власть была целью и ценностью. И только власть для него ими и останется. Жизнь? Жизнь уже не была ценностью в его возрасте. К тому же он не помнил жизни без власти.

На столе лежала книга в тёмном коричневом переплёте. Книга, воплощавшая стремление к власти. Он всё чаще заглядывал в неё. Не столько чтобы узнать и использовать, ведь все рецепты универсальны и применялись властолюбцами всех мастей во все эпохи. Он читал её, чтобы окунуться в мир времён, когда дрожи в руках не было, а ярость в глазах вселяла ужас в каждого подчинённого. Во времена, когда усы над грозными складками губ вместе с сиплым кричащим голосом заставляли дрожать миллионы рабов, каждый из которых дорожил жизнью, свободой, «тёплым местом» и собственным рабством. Дорожил, потому что не только боялся, но и любил его, обожествляя, с радостью и превеликим облегчением отдавая ему свою свободу.

Книга, лежавшая на столе, называлась «Моя борьба». И написана была в то, время, когда автору ещё ничего не предвещало краха. Символично и то, что смерть автора была лишь физической гибелью тела, но не смертью идеи – она жива и поныне. Каждый читатель и почитатель, достигнув своего олимпа власти, проходит и через свой личный крах, под давлением не пожелавших стать рабами или подчинившись непреклонной, куда более сильной, власти старости и смерти.

***

– Он стар, слаб и боится.

– У него в руках армия. Огромная армия, спецслужбы, менты.

– Мы будем бить, когда они не ожидают удара. Система неповоротлива. Она разрослась, наплодив огромное количество чиновников, и процесс принятия решений стал настолько долгим, что они не в силах реагировать на наши молниеносные выпады.

– В таких условиях они дают неограниченные полномочия тем, кто в состоянии реагировать. И спасают свои жопы.

– Это мы ещё посмотрим, спасут ли.

Начиналось всё с небольшой группки людей, которым надоело махать флагами на митингах, потому что митинги просто разгонялись, без каких-либо последствий для власти. Надоело им и чесать языками на сходках и на страницах интернет изданий. В этом было ещё меньше смысла, чем в митингах. Точнее смысл может и был, но чисто символический – засвидетельствовать своё «против». Зато они внимательно изучили и обдумали уроки истории, уроки революций прошлого века. И поняли, что побеждает тот, кто действует по ситуации, ради достижения чёткой реальной цели. Тот же, кто переписывает идеалы, так и остаётся наедине с ними. Конечно, они ставили рамки своим действиям, рамки, которые не должны были превратить их в тоталитарную тусовку, свиту обожествлённого вождя. Да только каждый понимал, что всё зависит от совести наиболее активных персон, ставших лидерами этого движения. А совесть – чувство субъективное.

В стране расцветал авторитаризм. Всё подчинялось единой системе, во главе которой сидел обожествлённый царь. Он «по-отечески» карал и миловал. «По-отечески» он подчинил весь бизнес, в том числе теневой, и получал с него огромные суммы в собственный карман. Тем, кто не попадал в банду или даже в её шушеру – мелкий обслуживающий персонал в чиновничьем аппарате, оставалось работать на их благо и не высовываться. Или высунуться и сидеть по выдуманным обвинениям.

Многие из несогласных свято верили и надеялись, что эта система рухнет, ведь экономика не развивается, инициатива подавляется, а количество дармоедов, грызущих бюджет постоянно растёт. И в теории так и должно было произойти – масса холуёв должна была превысить возможности денежной массы. В теории, но на практике соседняя империя подкармливала местного царька, чтобы установить тотальный контроль над колонией. Что и было сделано аккуратно и быстро.

В отличие от других несогласных, громко говоривших в пустоту, представители этой тусовки молчали. И думали. Думали над одним вопросом – где взять деньги. Ведь деньги – это и есть власть. Решение было только одно – перейти грань закона. Долгих споров не было. Контингент там был не любящий споров, но любящий деньги. Постепенно вызов был брошен многим сытым и привыкшим к безопасной жизни. И многие расстались со своими деньгами. Приток денег притягивал и новых людей. Притягивал и внимание власти. Война, которую власть объявила своим конкурентам, велась привычными методами. Да только уничтожить они не смогли на тот момент ещё не особо многочисленную организацию. Не смогли из-за собственной тупости, которая не позволяла им предугадывать ходы противника. А также из-за отсутствия границы с соседней империей. После каждого налёта все «партизаны», а именно так они себя именовали, исчезали в бескрайних просторах имперских земель. Жёсткая дисциплина и координация действий. Продуманный план каждого удара. Практически полное отсутствие связей с внешним миром. Всё это делало партизан неуязвимыми. И всё это давало почти неограниченную власть лидерам организации. Удерживать контроль над такой структурой можно было только силой, только переступая ряд гуманных принципов. Иначе – организация была бы уничтожена. Так был запущен процесс её перерождения в банду. Хотя собственно изначально только банда могла воевать с бандой власти.

***

Змеи. Вокруг змеи. Я их из говна достал, а они теперь меня туда сбросить хотят. Кому я здесь могу доверять? Да никому! Каждый из них улыбается мне в лицо и плетёт интриги за спиной. Выгнать бы их всех и поднять снизу новых, молодых, которые будут лизать мне ноги, пока тоже не зажрутся и не зазнаются. Так я правил десятилетиями, перетряхивая и держа в постоянном страхе. Но сейчас и так всё висит на слишком тонких нитях – порви одну и могут оборваться все. Ещё и эти партизаны. Неуловимые мстители, мать их!