Виталий Махнач - Нет. Эссе. Рассказы. Повести

В стране произошли перемены, но диктатура никуда не уходила, а значит не уходило и тоталитарное мышление, раболепие перед сильной властью и собственная безынициативность большей части народа. Новое правительство стало быстро меняться и некогда монолитная организация партизан, став правящей элитой, стала раскалываться. Одни использовали возможности для создания собственного бизнеса, другие всячески хватались за власть и не собирались её упускать. Третьи и вовсе стали прожигать деньги, как современные нувориши. Независимая пресса писала уже не о похождениях свиты прошлого диктатора, а о приспешниках нового президента, точнее «исполняющего обязанности президента». Народ, получив больше возможностей для развития и лишившись множества преград, захотел большего. И из противников старого диктатора стали формироваться противники новой диктатуры. Да и сторонники старого диктатора, уже давно о нём позабывшие, так и не смогли вписаться в новую реальность, всё ещё ожидая подачек от «отеческого» государства.

В этих условиях самые умные, а может даже и совестливые, если это слово можно использовать в данном случае, среди партизан стали говорить о необходимости постепенной передачи власти местным органам самоуправления и рассредоточении функций государства. Так началось формирование оппозиции внутри новой системы, самой опасной оппозиции, так как она была среди своих, и её нельзя было ни контролировать, ни просто уничтожить. В стране началась борьба, по сути, являвшаяся двоевластием.

Стали всплывать факты из деятельности партизан во время войны. Факты эти были неудивительны для думающих людей, но шокировали серое большинство. При этом каждое крыло расколовшейся власти старалось давить компроматом на противоположное. В итоге получалось, что каждая группировка была замешана и в поставках оружия, и в грабежах, и даже в наркотрафике. Но главным ударом стала новость о том, что не всегда партизаны соблюдали собственное правило не воевать с мирным населением. Всплыла история, когда «по ошибке» были убиты невинные люди. А за ними и свидетели, которые могли подпортить имидж организации. История эта была окрашена и внутренним конфликтом – партизаны не ставшие выполнять расстрельный приказ тогда были убиты своими же. Так были представлены более чем убедительные факты, подтверждающие, что сама организация партизан держалась авторитарной властью нескольких лидеров, которые сегодня грызутся за власть.

***

Закончилось всё посадкой исполняющего обязанности президента. Но как писали независимые СМИ, кулуарную игру проиграл его покровитель, наиболее влиятельный лидер партизан. Был разыгран старый сценарий – его убили заговорщики, остальные лидеры новой власти. После этого, оставшиеся лидеры начали постепенно демократизировать систему управления так, чтобы всем вместе получить лакомые куски в экономике и безопасно уйти в тень. Реальную власть они не потеряли и сегодня. Но в стране началось хоть какое-то развитие, и появилась надежда на уничтожение культа вождя. Надежда довольно призрачная, ведь общество по-прежнему находится на пороге возврата к диктатуре и маятник в любой момент может качнуться в другую сторону.

Нас нет. И про нас уже забывают, хотя тела то ещё живы. Мы горим идеями борьбы и перемен, но потухаем, отстраняемся и глазами циников смотрим на мир, тонущий в возне. Нет никакой общечеловеческой морали, как нет и единства человечества. Есть только время. Этапы которого становятся слоями нашей личной эпохи. И всё что нам остаётся оглянуться и переосмыслить прошедшее. Этот рассказ – переживание, а не только переосмысление. Пятнадцать лет – срок не малый. Пятнадцать лет от оптимизма ребёнка до реализма взрослого. Пятнадцать лет на самообразование и понимание окружающего мира. В небольшом рассказе высказано очень много. Одни события читатель поймёт, другие еле заметит, третьи не заметит вовсе. И это нормально. Краткость оставляет многие темы недосказанными, а значит, позволяет читателю интерпретировать их самостоятельно.

Этот рассказ о параллельных мирах. В нём перекликаются реальные люди и реальные события с людьми и событиями, жившими в мирах разума. Этот рассказ о слове «нет», ставшем универсальным ответом на все чаяния многих поколений. Нам в момент рождения громко сказали «нет» и повторяют это на протяжении всей жизни. Слышишь ты это или не хочешь слышать, для них тебя всё равно давно уже нет.

– Чего ты так смотришь?

– Любуюсь.

– Все вы любуетесь с одной целью.

– Кто мы? Здесь я, и больше никого нет.

– Скажи прямо, что хочешь меня трахнуть.

– Хочу.

– Вот и всё любование и любовь. Цинизм.

– Цинизм. А что такое цинизм?

– Не надо демагогии. Цинизм – это твоё отношение. На словах любовь, на деле – похоть.

– Культура лежит слишком тонким слоем на многомиллионной истории инстинктов. Да и показная общественная мораль заканчивается тем же – сексом, только с сотней ужимок и замалчиваний.

– Вот это и есть твой цинизм – презрение к морали. Но о каких чувствах тогда ты можешь говорить? Хотя я уже не понимаю, говоришь ли ты о них…

– Знаешь, меня всё чаще называют циником. Называют все – от сопливых романтиков до блаженных революционеров. Самое смешное, что в реальной жизни они ничем от меня не отличаются. Они также жрут и трахаются. Зато, как только дорываются до трёпа безграничного, вот тогда то и начинается «праведный вопль».

– Так что нет ни любви, ни морали, ни романтики?

– Почему же нет? Есть. Только её как золотых песчинок в речном иле – сначала надо перемыть тонны песка, чтобы найти граммы золота. Кто-то найдёт, а кто-то раньше кости сложит в тайге бескрайней. Да и как жрать захочется, так и золото потратить не грех. Ну, или мораль отбросить, когда золота нет.

– А ты когда выбросил своё золото?

– Я не выбрасывал. Есть грани, через которые я не переступаю. Но показухи из этого не делаю. «Высокодуховные существа» хранят в шкафах слишком много скелетов, а я предпочитаю скелеты не собирать под бархатным саваном провозглашаемой добродетели.

– О как заговорил, а сказал, что трёп безграничный не любишь.

– Да, и вправду разогнался. Но ты меня поняла, я надеюсь. Кстати, в своё время меня можно было назвать идеалистом и даже романтиком.

– Да ну? И когда же это было?

– Давно.

За десять лет до этого

– И что народ вдруг станет сознательным и глубоко задумается о своей жизни, станет вникать в процессы развития общества? Ты же понимаешь, что этого не произойдёт, ведь каждое следующее неидеальное поколение воспитано своими неидеальными родителями. А без этого ваша анархическая утопия невозможна.