Ирина Белояр - Уайтбол. Социальная фантастика/н/ф/мистика

– Ясно, – Христо прервал ученого. – Что-нибудь еще?

– Да. Вот, смотрите.

Войчек нашел следующее фото.

– Ничего не напоминает?

– Мозг. Только форма непривычная.

Шеф кивнул:

– Форма непривычная, но обратите внимание на сложность.

– То есть, он все-таки разумен.

– У этого мозга масса принципиальных отличий от человеческого…

– Но разумен.

– Слишком много отличий, чтобы утверждать наверняка, – замялся Войчек. – Разбираться и разбираться. Вот, например, этот участок: он сильно развит и совмещен с электрическими щупальцами, которые мы исходно расценили как защитный механизм.

– Речь, – равнодушно бросил Христо.

– Что?

– Они говорят электрическими импульсами. Я сейчас догадался, вспомнил: этими щупальцами трогали не только меня, друг друга тоже. Если разумны – значит, должна быть речь.

…Так оно в итоге и оказалось. А соавтор утверждает, что не было у капитана никакой интуиции.

– Интересно. Мы учтем вашу гипотезу, – заверил шеф. – Спасибо, Христо.

– И вам спасибо. Порадовали. Была еще надежда, что эти твари неразумны. А теперь получается – мы все-таки столкнулись с братьями по разуму и устроили им кровавую баню.

– Христо, реальных жертв наверняка меньше, чем выстрелов. За счет способности «братьев» к регенерации. Повреждение мозга, допустим, могло вызвать необратимые изменения, все остальное – весьма спорно.

– Меньше, больше – кто их считал, – раздраженно отозвался кэп.

– От эмоций лучше бы воздержаться, капитан, – заметил Войчек. – Контакт – вещь беспрецедентная. Нам и опереться-то не на что, кроме собственных ошибок. При этом нужно умудриться не наделать новых… Перед вашим приходом мы тут беседовали с Андреем Розовским. Конечно, Земля скажет свое слово. Но ведь Земля там, а мы здесь. Связь может не успеть за событиями. Уже не успевает.

…Еще бы. Почти четверо суток корабль находится на ночной стороне планеты. Четверо суток связи нет в принципе, а в оставшиеся три дня она то и дело пропадает из-за наложения магнитных полей Ганимеда и Юпитера.

Но кто же мог ожидать, что на Ганимеде возникнет такая ситуация? Не существует инопланетян в солнечной системе. Они вообще только в кино существуют.

– Фиговое начало контакта, – хмыкнул капитан. – Не располагает к дружбе и сотрудничеству.

Молчавший до сих пор Розовский подал голос:

– Тем хуже для нас. Соседи, похоже, имеют численное преимущество – судя по размерам плацдарма. Их возможностей мы не знаем. К слову сказать, у слизней несколько рядов высокопрочных зубов, которыми они, по всей видимости, дробят лед или горные породы. Даже некоторые части нашего корабля могут оказаться уязвимыми, не говоря уж о полевом оборудовании. Это лишь физиология, а уровень их цивилизации нам просто неизвестен. Любыми средствами нужно избежать планетарной войны… Капитан, вы слушаете?

– Да.

– По-моему, вы о чем-то задумались.

– Задумался… Возможно, планетарная война уже началась.

– То есть?

– Я был внутри муравейника. Меня ощупывало хрен знает сколько слизней. Лишенных иммунитета к земным и марсианским вирусам.

Все замолчали.

– Олег Иванович, орбиталка много успела передать за эти дни?

– Достаточно много. А что?

– Больше нет муравейников?

– Пока не замечено. Но это ничего не значит, ведь наш вулкан орбитальная камера тоже не зафиксировала, – Войчек растерянно покачал головой:

– Ужас…

Розовский промолчал.

– Олег Иванович, – бесцветным тоном проговорил капитан. – Я сейчас ухожу. Прошу вас до моего выздоровления никому не пересказывать наш разговор. И вас, Андрей, прошу о том же. Нам нечего пока сообщить Земле. Можете это расценивать как приказ.

Христо вернулся в санчасть и весь вечер пролежал на койке с каменным лицом, изучая потолок.

А утром на корабле обнаружились сразу три пропажи.

Из транспортного шлюза исчез вездеход.

Со стола в рабочем кабинете доктора Анны испарилось все оставленное без присмотра обезболивающее.

С больничной койки в медотсеке пропал пациент Ведов.

Обнаружить вездеход не удалось: маяки вымерли. В середине дня Христо вышел на связь сам. Был краток:

– Я в порядке. Вернусь к вечеру. Поисковую группу не отправлять. Без крайней необходимости не беспокоить. Это приказ. Конец связи.

…Муравейник жил. Зараза – земная или марсианская – его, похоже, не коснулась: ползающие вокруг постройки слизни не производили впечатления больных, и уж тем более мертвых.

Христо оставил вездеход у «моста», выключил фары и пошел вперед давешним маршрутом. Оказавшись на гребне – на границе кратера, в котором обитал живой вулкан – совершил нечто совершенно иррациональное: врубил дальний свет, убедился, что телефон выключен и обратился к ползущим в его сторону «слизням» с речью:

«Я – командир муравейника, прилетевшего извне. Опустился на планету случайно, бродил здесь всего один день и за этот день нанес непоправимый вред. Застрелил нескольких ваших сородичей. Чуть не уничтожил вас всех. Один из ваших спас мне жизнь – его я тоже убил и расчленил тело.

Вы имеете право поступить со мной, как считаете нужным. Решайте».

Маловероятно, что «слизни» поняли хоть слово из вышесказанного. Они в свою очередь недоумевали, почему пришедший к ним ведет себя как глухонемой.

Одному богу ведомо, зачем Христо задвинул эту с речь, недоступную для аудитории. Впоследствии некоторые биографы сделают предположение, что капитан уже тогда был безумен. Их оппоненты скажут: нет, ничего подобного, Христо Ведов сошел с ума несколько позже, а в тот раз он говорил для самого себя, пытаясь таким образом успокоить свою гипертрофированную совесть.

(Соавтор попросил добавить: очко он успокаивал, а не совесть. Версия, конечно, вульгарная, но добавляю. Объективность превыше всего.)

Совесть Христо Ведова – это отдельный пунктик летописцев. Некоторые сравнивали ее со злокачественной опухолью. Так же, как и опухоль, вышеуказанная особенность души «безумного капитана» являлась болезненным перерождением здорового, по сути, органа; точно так же она была несовместима с жизнью (с нормальной жизнью, по крайней мере); точно так же увеличивалась с годами, пока весь Христо Ведов не превратился в один непомерно разросшийся метастаз.

Но вернемся к теме. На счет монолога есть и другое, почти противоположное мнение. Оно исходит от скептиков, окончательно потерявших веру в чистоту человеческих помыслов. Якобы Христо ни на минуту не забывал, что его контакт с Чужими фиксирует записывающее устройство скафандра, и заранее подготовил речь, которая войдет в историю даже в случае гибели самого капитана.

Скептикам возражают пессимисты. Друзья! – говорят пессимисты. – Не забывайте: не судят только победителей.