AS Konstantin - В саду Эдема я смеялся громче всех. Остросюжетный роман-аллегория

Я встал и пожал протянутую руку: ладонь у Эмилии была мягкой и приятной на ощупь.

– Спасибо вам за все, – поблагодарил я.

– Это моя работа. Не теряйте надежду, Летран. В жизни порой случаются и чудеса.

Вновь этот ее взгляд. Но нет. Это простой самообман. Мне очень нужна надежда, вот я и вижу ее во всем. Стоп. Так же нельзя, потому что чудес не бывает. Скоро мне конец. Необходимо подготовиться.

Я поспешил к выходу.

Не доехав пары кварталов до моего дома, такси угодило в пробку.

После разговора с Эмилией мне совершенно не хотелось растрачивать время на подобные пустяки.

Я ужасно спешил. Спешил дышать, чувствовать, жить. Делать все что угодно, разве что не торчать в этой проклятой колымаге.

Заплатив водителю, я вышел.

С первых шагов по пыльному тротуару мои глаза стали пожирать окружающий мир.

А мысли. Их сейчас было столько, что голова попросту разрывалась на куски.

Никогда ранее я не думал, что человек, который умрет в конце лета, больше никогда не увидит осень, как, впрочем, он больше никогда не увидит зиму и весну.

И вообще, разве способен человек вообразить, сколько всего он не увидит после своей смерти? Думаю, вряд ли.

Жуткая нелепость: глазея по сторонам, я и не заметил, как налетел на необъятную женщину, которая несла в обеих руках по набитому пакету.

Хоть удар и вышел мягкий, но меня здорово отпружинило назад.

Пока же я старался обрести потерянное равновесие, ручка на одном из ее пакетов лопнула, и на тротуар стали сыпаться какие-то макароны, консервы, сахар, чай, арахисовое масло…

– Слепой идиот! – завопила она голосом, способным перекричать, наверное, симфонический оркестр. – Не видишь, куда ты прешь?

Я вспомнил эту женщину. Она частенько проплывала мимо моих окон с такими же набитыми пакетами.

Не знаю, мне всегда было как-то жалко ее. Иногда даже хотелось выйти и помочь ей отнести пакеты. И разумеется, я ни разу этого не сделал. Возможно, потому что стеснялся. Или, скорее, потому что мне было наплевать.

Вот и сейчас стеклянными глазами я наблюдал, как она не может нагнуться, чтобы собрать продукты.

– Чего застыл? Иди и немедленно помоги мне. Ты что, глухой?

Конечно же, мне следовало сразу извиниться и помочь. Но я не смог. Просто не смог. И более того, внутри меня возникло чувство полнейшей отрешенности от происходящего.

Я воспринимал эту женщину как нечто нереальное. Будто она сама состояла из арахисового масла. Казалось, тронь ее, и на пальцах останется липкая масса.

Но вышло иначе: она первая потянула ручищи к моим плечам, и ощутив то прикосновение, я взорвался.

Отшвырнув ее руки, я пнул упаковку с макаронами.

Не выдержав удара, упаковка лопнула, и, подобно праздничному салюту, во все стороны разлетелись причудливые завитушки.

– А-а-а-а! – воинственно прокричал я и принялся топтать сахар.

– На помощь! – затрубила необъятная женщина. – Это псих. Держите его. Он хочет меня убить.

В ее призыве прозвучало нечто, присущее слепому фанатизму. Оно мгновенно заполонило собой окружающее пространство, начав ощущаться практически буквально.

Откуда-то выбежали несколько мужчин в рабочей одежде.

Подзадориваемые визгом необъятной женщины, они попытались скрутить меня.

Но не тут-то было: дернувшись, я вырвался из их рук и ударил ближайшего рабочего кулаком в лицо. Затем я ударил следующего и следующего за ним.

Глаза налились кровью. Я полностью вышел из себя, а потому бил яростно и беспощадно, на некоторое время даже посеяв смятение в их рядах.

Но исход битвы всегда непредсказуем: появились еще рабочие.

Ощутив численный перевес, мои противники воспряли духом и переменили стратегию: они попросту навалились на меня всей своей потной массой.

Зажатый, будто в тисках, я шипел, нанося редкие слепые удары по телам рабочих, одновременно терпя побои и от них.

Положение становилось хуже некуда.

К тому моменту рабочие не на шутку разозлились, а в дополнение ко всему сама необъятная женщина вцепилась мне в волосы с явным намерением добыть себе трофейный скальп.

К счастью, мое линчевание предотвратила подоспевшая полиция.

Офицеры без разбора принялись хомутать всех участников баталии и далее растаскивать по патрульным машинам.

Когда в машину волокли меня, я успел разглядеть добрую толпу зевак, уже окруживших место битвы: некоторые из них подбирали с тротуара продукты.

Всех доставили в местный полицейский участок, где рассадили в подвале по отдельным камерам.

Громче других, естественно, возмущалась необъятная женщина.

Еще приблизительно час ее дикие вопли сотрясали затхлый воздух подвала.

Но вот все стихло.

Про аресты я знаю одно: если тебя арестовали, лучше заткнись и жди своего адвоката. А мой адвокат, мистер Лаки, определенно этого заслуживал.

Мистера Лаки мне порекомендовал господин Магнус – человек, о котором вслух лучше не говорить.

Итак, мистер Лаки…

Чтобы стало ясно, вспомните истории публичных людей, имевших неосторожность впутаться в грязную уголовщину, но вскоре полностью оправданных судом.

Подобных историй очень много, и невзирая на различия, имеют они любопытную схожесть: интересы подсудимых представлял мистер Лаки.

Я наотрез отказался давать показания некоему лейтенанту Иклину, испросив свое право на один телефонный звонок.

Спустя три часа дверь моей камеры отворилась, и меня проводили к выходу из полицейского участка, а снаружи ожидал улыбающийся мистер Лаки.

Я был свободен.

Адвокат любезно предложил подвезти меня до дома. Едва ли я был в силах отказаться.

В целом поездка оказалась приятной.

Я узнал, что напавшие на меня рабочие – нелегалы, будут высланы из страны уже к концу недели. По такому случаю мне даже выразили благодарность от департамента полиции. Якобы за неоценимую помощь в их поимке.

Необъятная женщина также приносила мне глубочайшие извинения.

Браво, мистер Лаки, – несомненно, вы стоите своих денег.

Машина плавно остановилась напротив моего подъезда: пора было выходить.

Любопытно, но ни в полицейском участке, ни по дороге сюда мысли о скорой собственной кончине совсем не беспокоили меня.

Утренний разговор с Эмилией я вспомнил только сейчас, в момент, когда машина мистера Лаки исчезла за поворотом.

Страх и неизвестность окутали вновь.

Я бегло огляделся.

Ничего нового: вечернее зарево огнем заливало небеса. Редкие прохожие. Дети, гоняющие по двору мяч, а еще соседка, вытряхивающая коврик прямо из окна.

Я понял, что безумно устал и хочу домой.

Квартира досталась мне от тетушки, скончавшейся четыре года тому назад вследствие сердечной недостаточности.