Элена Томсетт - Гражина. Серия «Закованные в броню»

– Но что я могу сделать? Она живет в нашем доме в Вильне.

– Просто держитесь от нее подальше, Эвелина, умоляю вас! – пани Валевская приблизилась к Эвелине, порывисто взяла ее за руку и с тревогой заглянула ей в лицо. Было видно, что она очень взволнована. – Я молю бога о том, чтобы мой муж прибыл в Краков как можно скорее. Тогда мы сможем рассказать вам о том, что знаем сами…. Если нет, мы найдем вас в Вильне. Вы не останетесь с ней один на один! Это я вам обещаю!

– Что вы имеете в виду? – теперь уже Эвелина с тревогой смотрела в лицо пани Валевской. – Вы говорите загадками, я не понимаю вас! Вы словно хотите сказать мне что-то важное, но как будто опасаетесь меня! Говорите же, подумайте сами, какой вред могу я вам принести? Да я и не собираюсь ничего вам делать! Зачем, с какой стати?

– Я опасаюсь не вас, – с непонятным выражением в голосе ответила пани Валевская после некоторого колебания.

– Тогда кого же? – воскликнула Эвелина. – Этой женщины?! Герцогини де Монсада?!

– Нет, Эвелина, – по губам пани Валевской скользнула грустная улыбка. – Я опасаюсь гнева вашего мужа.

– Луи?! – с недоверием переспросила Эвелина, вглядываясь в печальное лицо женщины. – Да бог с вами, пани Валевская, Луи никогда не причинит вреда моим друзьям!

– Да-да, – живо поддержала ее Эльжбета, усмехаясь. – В руках своей прекрасной жены князь Острожский совсем ручной! При условии, что его тетушка не подаст ему на ужин белладонны!

– Не обращайте внимания, – быстро сказала Эвелина. – Эльжбета шутит!

– Конечно же, шучу, – мрачно подтвердила литвинка. – Герцогиня де Монсада никогда не делает ничего сама. Она предпочитает вкладывать свои снадобья в руки простодушных и доверчивых дурачков из близких родственников.

– Эльжбета! – не выдержала Эвелина.

– Мне пора идти.

Пани Валевская вновь взяла за руку Эвелину и еще раз внимательно посмотрела ей в лицо, словно ища в нем нечто такое, что ответило бы на ее невысказанные вслух вопросы. Затем она неожиданно слегка улыбнулась, напряжение, появившееся в ее голосе с того времени, как было упомянуто имя Алиции Острожской и герцогини де Монсада, спало так же внезапно, как и появилось.

– Я была очень счастлива познакомиться с вами, дорогая Эвелина, – сердечно сказала она. – Надеюсь, наше знакомство окажется долгим и приятным для обеих наших семей. Прошу вас о любезности еще раз встретиться со мной и моим мужем, когда он прибудет в Краков.

– Кто ваш муж, пани Валевская? – не удержалась от вопроса Эвелина, которой, несмотря на всю свою загадочность, по-прежнему нравилась пани Валевская.

– Один из известных литовских князей, родственников Витовта, – уклончиво ответила полячка.

– Надеюсь, не Скирвойло? – улыбнулась Эвелина.

– О нет! – пани Валевская рассмеялась, ее темные, орехового цвета глаза заискрились смехом.

Эвелине уже в который раз за время встречи с пани Валевской показалось, что ее черты напомнили ей кого-то, кого она хорошо знала, но она никак не могла вспомнить, кого именно. По непонятной причине она медлила, не желая отпускать от себя эту обаятельную женщину, годившуюся ей в матери.

– Вы будете завтра на коронации Эльжбеты Грановской? – спросила она пани Валевскую.

– Может быть, – уклончиво сказала полячка. – Я не люблю появляться на больших мероприятиях.

– Почему?

– Слишком много шума. Я уже совсем не такая молодая женщина, как вы и Эли Радзивилл.

– О! – снова подала голос Эльжбета, – ну что вы такое говорите, княгиня? Мы уже тоже почтенные матроны, обремененные парой-тройкой детей. Правда, Эвелине придется отправиться на коронацию, у бедняжки просто нет выбора. Дело в том, что, во-первых, наш дорогой король весьма неровно к ней дышит и никогда не простит Эвелине ее отсутствия при дворе в Кракове. Во-вторых, пани Грановская – ее близкая подруга, и она не захочет огорчать ее. В добавлении к этому, юный Андрей принят ко двору, но он такой проказа, что за ним нужен глаз да глаз. Оставь его одного, без присмотра, и он устроит всем такой фейерверк на королевскую свадьбу, что ее запомнят надолго. Кстати, я думаю, что почтенный пан Олесницкий рассчитывал именно на это, принимая Андрея ко двору. Словом, куда ни кинь, везде клин.

Острожский и Эвелина встретились на торжественном приеме после церемонии коронации пани Эльжбеты Грановской королевой Польши, устроенной королем Владиславом Ягайло с величайшей помпой в Вавельском соборе Кракова. На собственно церемонию, состоявшуюся в начале ноября 1417 года, князь Острожский не успел, появившись, когда королевский прием был уже в самом разгаре.

Он вошел в Большую залу Вавеля, до отказа наполненную разряженными в лучшую одежду придворными, и остановившись на пороге, с грустной усмешкой подумал о том, сколько раз он уже находился в этой зале, наблюдая за сменявшимися на польском троне королевами Польши – сначала юной несчастной Ядвиги, затем высокомерной Анны Цельской, а теперь – живой и непосредственной Эльжбеты Грановской. Все могло быть и хуже, мельком подумал он про себя, стараясь не холодеть от одной только мысли о том, что сейчас в королевской зале Вавеля рукой об руку с королем Владиславом Ягайло могла бы стоять, в качестве новой королевы, его жена, Эвелина Острожская. В ту же минуту он увидел ее рядом с новой королевой. Чуть выше пани Грановской ростом, но стройнее и тоньше ее в кости, в жемчужно-сером платье, украшенном темными узкими лентами, отделанными сверкающей жемчужной пылью, с тщательно уложенными белокурыми волосами, неправдоподобно красивая, невозмутимая и улыбающаяся отрешенной придворной улыбкой, она вдруг напомнила ему прежнюю Эвелину Валленрод, какой она была десять лет назад, на приемах в замке Мальборк. Она даже не посмотрела в его сторону, хотя он мог слышать, как королю доложили о его появлении, и по рядам придворных рябью пробежал обычный шепот зависти и восхищения.

На этот раз, изменив своим привычкам, Острожский появился на приеме не в белом с золотом цветах, которые обычно требовались от принцев крови, а в черном с серебром. Рукава его черного бархатного камзола были отделаны серебристой сеткой вышивки; волны белоснежных валансьенских кружев, украшавших его рубашку, выпущенные поверх ворота камзола, ниспадали ему на грудь; темные узкие, по испанской моде, штаны были заправлены в высокие темные сапоги со шпорами. Подчиняясь польский моде, он распустил по плечам свои длинные золотисто-каштановые волосы, отросшие за прошедший год в Испании, и сейчас они пышными волнами обрамляли его красивое, с четкими, словно выбитыми на римских монетах, чертами, лицо. Темные искристые глаза его сверкнули насмешкой, когда он увидел, как пани Грановская что-то сказала Эвелине, и та обернулась и посмотрела на него.