Ирина Атнаева - Календарь с картинками. Повесть о русской Америке

Именно Света нашла для Анны работу – точнее сказать – приработок.

У Светы получилась довольно сложная судьба тут, в Америке (впрочем, у кого легкая…). Она на самом деле приехала по еврейской линии с семьей мужа. Случилось это несколько лет назад, когда путешествие в Америку длилось долго – нужно было жить в Европе месяцами и ждать своей участи. Потом они всем большим семейством поселились в Нью-Йорке, в знаменитом Бруклине. На первых порах об отдельном жилье для всех не могло быть и речи – слишком дорого. И вот они втроем, родители мужа, дед с бабкой и незамужняя сестра мужа оказались в одной квартире. И так, включая Рим, почти три года. Света, женщина самостоятельная и уверенная в себе, вдруг очутилась в среде чужих отношений, о которых, живя отдельно своей семьей в другом городе, она не могла вообразить. Как скоро выяснилось, бабка не любит зятя, сестра не сходится ни с кем, кроме отца, бабка считает, что ее внук – то есть муж Светы выбрал гойку в жены назло им всем, и так бесконечно. Получился настоящий ад на благословенной новой земле. Бабка заводила всех, но и без нее все вдруг потеряли свою интеллигентность, стали большой сварливой и злобной семьей. Бесспорно, им всем приходилось нелегко: работы не было, язык плохой, каждый привык жить своей семьей, своим укладом. Больше всех доставалось зятю и Свете, как пришлым в семью. Но самое печальное во всей истории, что муж Светы, с которым они прожили в согласии несколько лет, вдруг стал принимать сторону вздорной бабки и матери: что они там пели ему, непонятно, но вместо «потерпи, Света, всем сейчас непросто» он начал раздражаться и уже обвинял жену в провокации раздоров.

Там было много подробностей в рассказе Светы, действительно мерзких и несправедливых, даже в нейтральном изложении фактов. И главное: когда они с мужем уже могли позволить себе переселиться в отдельную квартиру, он вдруг решил повременить, то ли так прикипел к своим, то ли испугался лишних расходов. После чего Света, под злорадные взгляды победившей бабки, собрала Юлю и переехала в Калифорнию. Самое обидное, что муж – уже бывший, почти не возражал. Сейчас пишет Юле письма, звонит ей иногда, присылает им немного денег в помощь, но ни разу еще не приехал повидаться с дочерью; что поделаешь, опять расходы – билет и отель стоят недешево, особенно при его проснувшейся скупости. А теперь и подавно не приедет, знает, что Света уже не одна.

В Калифорнии они поселились у подруги Светы по Киеву, деля расходы за жилье. Подруга была портнихой и работала в салоне свадебных платьев. Но, какое-то время назад она подрабатывала у одного соотечественника в его ателье по подгонке одежды. Дела у того всегда шли хорошо: его мастерская находилась в очень фешенебельном районе, где вокруг много дорогих магазинов; соответственно, аренда помещения в таком месте стоила больших денег, потому он держал только двух постоянных работниц; которые не в состоянии осилить все заказы, и ему нужны были те, кто работал бы на дому. Подруга предложила, что если Анна умеет шить, поработать на Гарика. Анна сначала начала отказываться – ну какая из нее портниха, но Света уговорила – там ничего сложного: юбку подшить, рукава укоротить. Главное, что подруга отдавала ей швейную машинку за двадцать долларов, которую сама купила на гаражной барахолке. Анна посоветовалась с Андреем, тот не возражал, и она поехала знакомиться с Гариком.

Мастерская Гарика находилась действительно там, где надо: прямо напротив шикарного торгового центра с дорогими магазинами. Анна примерно знала, какие там сумасшедшие цены, тем более было странно, что люди, отвалив за покупку бешеные по ее понятиям деньги, еще шли к Гарику в мастерскую, чтобы заплатить дополнительные деньги за переделку. «Нам богатых не понять», но бизнес у Гарика процветал, и он нанимал себе все новых надомниц.

Анна поднялась на третий этаж старого дома, нашла вывеску на двери: Garik Alteration и очутилась в небольшой комнате с прилавком. Гариком оказался пожилой грузный еврей, как потом выяснилось из той, предыдущей волны эмиграции. Он уже совершенно адаптировался в Америке, и хотя говорил с сильным русским акцентом, совершенно по этому поводу не комлексовал, даже наоборот, считал, что для его профессии это дополнительный шарм.

Анна привезла с собой сшитое ей еще в России платье, так и не востребованное здесь. Гарик внимательно рассмотрел все швы, все вытачки и складки, остался доволен аккуратно выполненной работой и тут же предложил ей попробоваться. Провел в закуток, где работали две маленькие китаянки, посадил Анну в уголок, рядом со швейной машинкой и сунул ей в руки мужские брюки с меловыми пометками внизу; объяснил, что по пометкам их нужно укоротить и добавил со смешком: – Смотри, не запори, а то денег не хватит расплатиться. Позови, когда будешь резать. И вернулся опять за свой прилавок.

Китаянки работали молча, они сновали от швейных машинок к гладильной доске, совершенно, как роботы, и на Анну совершенно не обращали внимания. Анна уняла дрожь в руках и приступила к работе. Гарик появлялся несколько раз, заглядывал через плечо, давал советы, и в результате оказался доволен работой. В конце правда, заявил, что работает она очень медленно, добавил, что его работницы – кивнул в сторону китаянок – делают в три раза быстрее, но он будет платить за вещь, а не за время. А дальше ее заботы, как быстро она сделает заказ. И назвал ей расценки: семь долларов за подшив юбки и платья, восемь – за брюки, девять – за рукава пиджаков и так далее, включая ее машинку, ее время и оплату транспорта. Получалось не густо, но Гарика не смущала такая обдираловка – не хочешь, не берись. Анна согласилась, она так устала сидеть без дела. Гарик повесил на вешалку две юбки и одни брюки, засунул их в одежный пакет, застегнул молнию и протянул Анне. Сказал, что заказчик должен прийти через три дня, к тому времени она должна вернуть сделанное и забрать другое. Три вещи —это только поначалу, потом она может брать столько, сколько в состоянии будет делать. И тут уже, закончив с делами, пустился в расспросы, но больше рассказывал о себе: как тяжело им пришлось в начале – это сейчас приезжают и сразу садятся на велфер, и разгуливают парочками по улицам, как туристы, а им пришлось с первого дня зарабатывать себе на кусок хлеба, вспоминать страшно. Гарик оказался, как потом убедилась Анна, ушлый и жмотный, но работал он действительно на совесть: качественно и по десять часов в день – у его мастерской была хорошая репутация. Впоследствии Анне приходилось встречаться с людьми той семидесятых годов эмиграции, и она сама убедилась, что те люди отличаются от вновь приехавших своим более ответственным отношением к жизни, к работе и к стране, давшей им приют. За два последних десятка лет весь бывший Советский Союз сумел заметно развратиться.