Ирина Атнаева - Календарь с картинками. Повесть о русской Америке

На несколько часов подъехал брат Костя; он один не грустил по поводу отьезда сестры, даже наоборот, радовался без стеснения – он уже спланировал, что если у него не получатся дела с бизнесом, он поедет в Америку к сестре. Посидев у Анны полдня, он сказал, что у него еще дела в Москве, пожелал Анне счастливого пути, поцеловал племянницу и уехал в Москву.

Под занавес устроили совместные посиделки с Ниной Андреевной уже в ее квартире. Последними подъехали Колешко с детьми. Получилось шумно и бестолково, и уже не было времени расстраиваться и переживать, похоже, уже все свыклись с мыслью о близкой разлуке, и теперь просто общались друг с другом, тем более две семьи мало знали друг друга.

Анна вдруг начала сильно волноваться – ей стало казаться невозможным, что они вот так сядут в самолет и улетят в Америку. А вдруг разболеется Соня, или ее не пропустят на таможне, или они опоздают на посадку, или – много чего может еще случиться, совершенно непредвиденного. Волнение с каждым часом усиливалось, и она уже не думала о родных, о их переживаниях, она уже хотела поскорее сесть в самолет и успокоиться. Получилось, что она даже не расстроилась, когда уезжали родители. Позднее она подумала, что мама, наверное, в очередной раз убедилась в ее «черствости» и ей было неприятно и немножко стыдно…

Но Соня не разболелась, и ничего не случилось, и с утра все проснулись очень рано. Дима и Оля везли их в Шереметьево; Нина Андреевна решила не ехать – места в машине оставалось мало из-за больших сумок. Анна отдала ей ключи от квартиры, Нина Андреевна обнялась с Анной и Сонечкой, присели «на дорожку», помолчали несколько секунд, потом Нина Андреевна сказала «Ну, с Богом» и отвернулась, чтобы не видели ее слез; Оля с мужем схватили сумки, Анна взяла за руку Соню, и все они, не оглядываясь, пошли к машине. За окном только светало, природа как будто специально выбрала на прощанье самый неприглядный день: снег с дождем, серое мрачное небо, пронзительный ветер, грязь под ногами и потом из-под колес – в такой день уж точно «хороший хозяин собаку не выгонит на улицу». Вдобавок, был конец 1992 года, все вокруг было в плачевном состоянии, похожем на военное положение, казалось, что жизнь вокруг стекает в черную воронку…

В аэропорту оказалось пустынно и неуютно, единственный на то время международный аэропорт почти не отличался от местных, даже странно было, что тут обслуживают не только своих, которым все сгодится, а и более привередливых жителей зарубежья.

Анне в руки сунули декларацию о «вывозимой валюте и ценностях». Ей было стыдно за свои «ценности», но она послушно записала: «валюта – $37. 00, ценности: кольцо сережки, цепочка, общей стоимостью 350 руб. (все куплено было давно, и стоило даже меньше)». Таможенник пробежал глазами декларацию, презрительно перевел глаза на Анну, но тут, при виде статной Анны, к презрению во взгляде у него добавилась сальность. Это было ужасно, Анна сжала зубы, в висках застучало от волнения, а в голове в унисон зазвучало: «потерпи, потерпи…».

Потом, с тем же взглядом – смесью насмешки над ничтожеством нищей «тетки» и снисходительной оценкой самца, он лениво порылся в ее багаже, отлично зная, что глупо искать контрабанду в ее тряпках. Но желание поиздеваться над красивой молодой женщиной, видимо, развлекало мордастого парня, поэтому он неторопливо перебирал детские вещички, книжки, статуэтки и фотокарточки, потом пошли Анины личные вещи. Тут он ухмыльнулся, глядя в глаза Анне; но, вдруг, боковым зрением заметил, что к нему уже выстроилась очередь других пассажиров, строго отпихнул Анины сумки и официальным строгим голосом «человека на страже закона» сказал: «Проходите».

Анна не ожидала, что им не дадут шанса попрощаться с провожающими, пришлось только помахать им рукой, те помахали в ответ, что-то крикнули, типа: «счастливого пути», и их не стало видно за все пребывающей толпой пассажиров.

Дальше, уже в отстойнике – в темной душной комнате, они с Соней долго сидели и ждали, когда все пассажиры пройдут таможню. Ожидание превратилось в бесконечность, казалось, что все уже зашли в комнату, но их все равно держали. Анна после унизительного осмотра не могла успокоиться, у нее опять пропала надежда, что они все-таки улетят. Казалось, что в любой момент зайдет кто-то из тех мордастых в форме и скажет, издевательски улыбаясь: «Ну, все поиграли, потешились, а теперь марш по домам и живите, как все нормальные российские граждане, нечего вам по Америкам разъезжать».

Скоро стало заметно, что не одна Анна нервничает: люди то и дело тревожно оглядывались назад, тихонечко взволнованно переговариваясь друг с другом. Минуты тянулись, в комнате было душно и тесно, большинство людей стояло, переминаясь с ноги на ногу, но их упорно держали, не обьясняя причин задержки. Скоро даже совсем безразличным к неудобствам и унижениям стало тревожно, но все безропотно ждали – в такой ситуации никто не осмеливался устроить скандал.

Как выяснилось вскоре: какая-то бабка решила вывезти щенка без необходимого пропуска. Ей не разрешали, но она, несмотря на преклонный возраст, оказалась несгибаемой, да вдобавок не лишенная актерских задатков. Она падала на колени (в ее то возрасте), рыдала в голос, воздевала руки к небесам – сначала умоляла сжалиться над ней бедной, потом, видя, что равнодушных чиновников сочувствием не пробить, попыталась угрожать позвонить и пожаловаться важному лицу, но, почувствовав, что угрозы только разозлили ее мучителей, опять залилась слезами.

Концерт с бабкой продолжался довольно долго. Люди в отстойнике, узнав, в чем дело, готовы были ринуться на помощь таможенникам и растерзать бедную «мученицу». В конце концов кому-то из таможенников удалось выдавить упрямую старуху вместе с щенком в зал ожидания и заявить ей, что самолет летит без нее. После этого бравая бабка мгновенно перестала рыдать, передала бедного скулящего щенка кому-то из провожающих, и, как ни в чем не бывало, прошла в отстойник. Все смотрели на нее с любопытством и злобой, но ей, похоже, дела не было до других, она стояла с уверенным и независимым видом и смотрела поверх всех.

Наконец-то их повезли к самолету. Но, похоже, кому-то нужно было, чтобы Анна надолго запомнила момент прощания с родной страной. (Может, для того, чтобы у нее не оставалось никаких радужных иллюзий). Когда пассажиров стали запускать в самолет, Анну с маленькой Соней провели в самый первый ряд – там, где места для пассажиров с детьми. Не успела Анна перевести дух (слава Богу, уже в самолете) и усадить Соню к окошку, как к ужасу своему увидела, что скандальная бабка занимает сидение рядом с ней. Она чуть не расплакалась, нервы ее были на пределе: ей предстояло опять смириться с обстоятельствами и покорно терпеть рядом с собой эту старую склочницу весь полет.