Валериу Реницэ - XXI-я хромосома. Роман-притча

Долгими зимними вечерами бабка Агафья раскладывала на тёплой лежанке в ряд по три и по десять длинные чёрные карты и что-то тихо бормотала себе под нос.

– Сиди смирно, – говорила она мне, не отвлекаясь от расклада. Приглушённый шёпот, чёрно-синий крест запотевшего окна, неожиданный треск в печке, где багряно-золотые, пылающие головешки трепетно соревновались с лампочкой вполнакала на закрученном свиным хвостом, обгаженном мухами проводе. Завороженные глаза, пухлые губы, огромное пузо, задранное на колени шерстяное платье в клеточку и вытянутые через всю постель в серых, грубых рейтузах толстые ноги «бабы на сносях», терпеливо ждавшей разгадки на заветный вопрос: «Мальчик или девочка?» Между лежанкой и дверью, словно сказочная коза с тремя козлятами, стоял низкий трёхногий стол, обставленный тремя деревянными лавочками. На столе, рядом со стеклянной солонкой, бабушкин гонорар – десяток яиц, завёрнутых в чистый сатиновый платок. У бабки Агафьи была, видимо, другая школа, она погружалась в транс для считывания информации через шёпот, а я – в полном молчании, посредством «гассё» 5 5 Гассё – медитация. . Так учила меня по скайпу московская наставница, в прошлой жизни, как она призналась, покончившая с собой, как мадам Бовари, аптекарша. Её помощник, муж гадалки, сболтнул мне в самом начале обучения, как бы нечаянно, о запредельных барышах, которые зарабатывает она на бизнес-прогнозах изобретённого ею Таро по новым, круглым картам.

Я начал с простого, спрашивая у судьбы, когда вернут мои деньги. Карты отвечали по-разному, ссылаясь на Отшельника. Я разгадал в конце концов, кто этот самый Отшельник, от которого зависела моя материальная жизнь. Им оказался сам Президент. Выглядело весьма вероятным, потому что договор о купле-продаже газеты готовился от имени партии власти. Вся загвоздка была в том, что держателя партийного общака, подписавшего контракт, Президент назначил послом в Китай, который на мои звонки и письма не отвечал. Мои отношения с Отшельником выглядели, по раскладам, бесперспективными. Карты указывали, что после отставки он вернётся к своему бизнесу. Раздавать слонов или возвращать долги Президент не собирался. Ему не дано было стать мудрецом, конец его политической карьеры был омрачён капризами старости. В том самом раскладе я вычислил моего соседа. Карта Рыцаря Мечей в Кельтийском кресте говорила о том, что после отставки уличённый в воровстве Президент останется на свободе, но свобода будет иметь свою цену, выраженную проблемами в области финансов и здоровья. Несомненно, Рыцарем был мой сосед, спичрайтер Президента, муж Лины, вымоленный ангел-хранитель Цыпы. Суть карты Таро – двойственна. Чистый помысел, высокое чувство, благостное состояние становятся противоположными в перевёрнутой карте. «Как поведёт себя мой Рыцарь, – задавался я вопросом, думая о деньгах, – как прямой или как перевернутый?»

Застав меня в первый раз за Таро, жена попыталась, но так и не смогла улыбнуться. Расклад занимал примерно один футбольный тайм, и я наглухо закрыл дверь рабочего кабинета. Прятать карты, когда Катя силой открыла дверь, навалившись на неё плечом, я не стал, тем более что дымящиеся ароматизированные свечи напугали бы её не меньше. Чуть позже за кухонным столом она призналась:

– Я думала, ты закрылся, чтоб поддать… Но ты, верно, с ума сошёл… Гадальные карты!

– Пойми, это не вразрез нашей вере… Наоборот даже.

– Да-да… – сказала она, тихо посмеиваясь и глядя в окно.

– Ты что это… на бабку Агафью намекаешь?

– Нет, – сказала Катя, – дело не в колдовстве…

– Да она же все посты держала, она меня креститься научила!

– Дело в том, что ты стал пугаться белого света.

Я сначала подумал, что Катя шутит. Так я и не стал дипломированной гадалкой. Не было денег, чтобы съездить в Москву на выпускной экзамен. Но дело не только в этом. Некоторое время по утрам я продолжал, по привычке, бросать себе карту на день… Какие они всё-таки разные, эти похожие друг на друга дни! Я обнаружил, что гадать небезопасно. Об этом предупреждала и Небесная матрица. Глядя через замочную скважину в будущее, ты влияешь на свою судьбу. Жизнь теряет смысл, если ты догадываешься, как она повернёт. Как можно спрогнозировать себе сто лет, когда миллионы людей ошибаются, заключая пари на результат матча, который длится всего лишь полтора часа? В незнании – надежда. Ведь, по сути, всё во Вселенной происходит от великой тайны – от её замысла до возникновения Земли. Лучше крепко запомнить слайд мечты… Упорно нащупывать путь. И ждать.

С сильной дрожью в руках открываю дверь пустого дома. Нужно успеть первым делом выпить кружку воды. Снимаю грязные ботинки, опираясь о проём двойной двери. От сырости и холода знобит, но включать газовое отопление неэкономно: правила Кати действуют и в её отсутствие. В тёмном углу коридора сторожит её ржавая тяпка, сошедшая с высохшей ручки. Долго, мучительно долго вожу губкой по кухонной столешнице под каменную крошку, потом перебираю посуду в шкафу, методично собирая последние крохи воли. Какое-то существо трётся о ноги, пытаясь передать мне скудные калории через кошачью шерсть и грубую джинсовую ткань. Дни разные, но вечера очень похожи друг на друга. Выбор ясен и до грубости осязаем. Стоит ведь только нагнуться к ведру и зачерпнуть воды… А можно сделать три шага вперёд и два направо и достать из-под рабочего стола рядом с чёрным ящиком компьютера пятилитровый бутыль с красным вином.

Раньше Катя сразу же усаживала меня за стол и подносила стеклянную кружку, похожую на колбу. Специальная кружка с посеребрённой ручкой и колпаком, приобретенная в комплекте с брошюркой по диетологии. Жена тщетно пыталась научить меня пить перед едой воду вместо вина. В начале лечебного курса она ни в чём меня не упрекала, просто ставила кружку на стол, пытаясь уловить мой взгляд. Бывало, наши взоры пересекались с такой яростью, что я с тревожным сомнением вспоминал о клонировании женщины из мужского ребра. Так смотрит из глубины веков напряжённым и взыскивающим взглядом один род людской на другой. Первый – выживший за счёт гибкости, смирения и умственных исканий и находок, другой – упрямо и дерзко бросаясь день за днём в драку за какую-то свою, сермяжную правду. Теперь с выбором проще… Если бутыль пуста, я звоню Однорукому, у него в погребе не менее тонны вина.

– Извини, – говорит солдат, – что я коснулся тебя рукой… Я прикасаюсь только к тем, кого уважаю… – таковы всегдашние приветственные слова Однорукого.

После первого стакана задетые градусом клетки жадно и волнительно шевелятся в томительном ожидании. Вожделенное помутнение приходит после второго стакана… Я обычно пью один, и очень благодарен Калипсо, когда она выдворяет Однорукого из подвала, куда мы спускаемся докуривать и допивать.