Валериу Реницэ - XXI-я хромосома. Роман-притча

Президент никогда не признавал открыто, но и никогда не отрицал своё прямое происхождение от Великого Князя, он представлял шестое колено великого рода, взявшего в руки бразды правления страной. С его тайного одобрения в одном известном таблоиде были даже опубликованы подробности древа знатного рода.

Тяжкие грехи Великого Князя не стали для церкви преградой для его канонизации несколько столетий спустя. Имя православного святого он заслужил тем, что после каждой битвы, как свидетельствовали современники, воздвигал церковь или закладывал фундамент монастыря. В один из этих монастырей и наметил Президент отправить своего спичрайтера вместо партийного товарища, советника по религии.

– Митрополиту можно до поры до времени доверять, – продолжил Президент, сутулясь в своём огромном чёрном кресле.

За время второго срока Президент заметно постарел. Седина покрыла его низкие, немодные бакенбарды… Красные, вечно щурящиеся глаза запали. От барбитуратов его речь становилась на пятничных планёрках непонятной, иногда нелогичной. За глаза его стали называть «папой». Он просил советников, если это можно было назвать просьбой, писать ему по существу вопроса не более двух-трёх абзацев. Одного своего старого партийного соратника он всё-таки выгнал из Дворца, после того как несчастный прислал ему два раза предложения по реформе образования объёмом более трёх страниц.

Рыцарь вздрогнул.

– Настоятельница Монастыря Родна, – прозвучало вдруг из уст Президента.

Да, ему не послышалось… Но вряд ли Президент помнил место жительства каждого советника. Пространные и порой лишённые связи с реальной политикой объяснения старика направляли обычно мысли Рыцаря по параллельному беседе пути. Главное было услышать вывод, который подтверждал суть задания.

– Она из «талибов».

Так между собой называли радикально настроенных против закона священников из православной организации «Святой Георгий».

– Они к ней прислушиваются. Митрополит намекнул мне, что Настоятельница прикармливает капитана «святогеоргиевцев». Нужно убедить её…. ну ты сам знаешь.

– Чёрт, – вдруг спохватился Президент, – тут была бумага. Кажется, мы так ничего и не сделали для этого монастырского Дегустационного домика.

– Свяжите меня с министром туризма, – сухо сказал он, нажав кнопку на широком телефонном пульте.

Небрежным движением ладони он приказал Рыцарю удалиться.

– Доложишь…

И вот сегодня «папа» позвонил ему по чёрному телефону прямой связи и приказал выдвигаться.

У последнего городского светофора среди разносчиков рекламы состязались попрошайки. Парни из службы безопасности рассказывали, что после последнего удара по организованной преступности этот бизнес подмяла под себя полиция. Слева у тротуара работала худая девка с косым, как у Цыпы, взглядом, никогда не расстававшаяся с рыжим баскетбольным мячом. Кто-то, наверное, подсказал ей, а может, своим умом она дошла, что мяч выгодно дополняет её имидж. Она никогда не благодарила за милостыню, а спрашивала подающего, когда он опять проедет этой же дорогой. Справа, в опасном коридоре между автомобилями, побиралась пользующаяся несомненным успехом пара христорадцев. Мужающий юноша вёл под ручку свою слепую сестрёнку и выразительно, с расстановкой восклицал:

– Дай вам Бог счастливой дороги!

Рыцарь держал жёлтую хрустящую купюру между пальцами и гадал, кто успеет первым: атеистка или верующие. Зажёгся зелёный свет. Девка с баскетбольным мячом взмахнула рукой и проскользнула мимо, её полные губы раскрылись наподобие улыбки, обнажая редкие, кривые зубы. Брат уводил сестру к светофору, туда, где начинался новый виток действа. «Очень похоже на распределение денег из правительственного резерва, – иронично подметил Рыцарь. – Точно так же не повезло Монастырскому домику! – добавил он про себя, вспомнив разговор с Президентом.

С чиновничьей сноровкой Рыцарь прокладывал себе мысленную тропинку к встрече с Настоятельницей. Он хорошо её знал. Они учились в одной группе на истфаке. Но связывала их не просто учёба. Как-то Калипсо за воскресным обедом принесла весть о том, что в Монастырь назначена новая начальница: молодая, очень твёрдых правил. Старуха стала описывать её, рассказывать о своих первых впечатлениях, и он почему-то подумал: «Вера!» Интуиция его не обманула. Две недели спустя он увидел её через тонированное стекло автомобиля на автобусной остановке. Рыцарь слегка притормозил, разглядывая на ходу хрупкое, высохшее существо в чёрном. Бледное лицо монахини скрывало, как маска, прошлое. Несомненно, это была Вера. Тогда он не решился остановиться. Теперь он осторожно вёл машину по единственной разбитой дороге, которая вела к Монастырю. Крупный чёрный внедорожник вынырнул навстречу из-за поворота, и он удивился редкому, дорогому бренду автомобиля. Рыцарь и монахиня с нескрываемым любопытством разглядывали друг друга, пытаясь правильно настроиться на встречу, не провалить первым неудачным словом начало и не разочароваться после долгой разлуки. Ему показалось, что он расслышал дружеские нотки, когда Настоятельница назвала его по имени и с каким-то сильным волнением, чуждым иночеству, пригласила сесть подле неё на лавку. Хотя, что он мог знать по-настоящему о монашеской жизни?

Монастырь он посещал во второй или в третий раз. Разбросанные по широкому двору за новым невысоким железобетонным забором низкие, вросшие наполовину в землю с ржавой кровлей монастырские строения выглядели в жидком полуденном свете заброшенным газовым хозяйством. Лавка, на которую они присели, находилась возле церкви напротив колодца с воротом. Рядом – деревянное распятие с жёлтым, лакированным Христом – произведение современного родненского мастера. Из скукоженного чертога, кухни, судя по запаху, вышла тень женщины и встала в двери, вытянув по-гусиному шею. Она внимательно прицеливалась через щель тёмного платка, тесно окутавшего её голову. Монахиня была одета, как и её хозяйка, в тёмный сюртучок из лёгкой дешёвой ткани, а на ногах – бурки из натуральной овчинке, в которых обычно шаркают по дому пенсионеры. Настоятельница немного склонила голову, и тень женщины, повинуясь приказу, быстро проскользнула вдоль невысокого фасада келий. Он не решался произнести её мирское имя, обращаться же по церковному – «матушка» – язык не поворачивался.

– Ну как поживаешь, чем занимаешься? – спросила она и вновь повторила его имя, на этот раз ласково. Тишина, крепкий воздух Старого леса и общие воспоминания располагали к откровенному разговору, только ни он, ни Вера не были готовы к нему.

– Да, впрочем, и так понятно… Сельчане говорят, что видят тебя каждый день по телевизору… Как семья? Дети есть?