Ирина Кир - Графини Вишенки

– Я все поняла, – перебила генетика Светка. – Спасибо. До свиданья! – И, мотнув черным конским хвостом, покинула кабинет.

– Ну? – с нетерпением спросила сидевшая за дверью свекровь. Это по ее каналам Свету устроили в Институт на обследование. – Ну, что они сказали?

– Все нормально! Рожу!

Она знала, на что шла. Про болезнь до последнего никому не говорила. Родственные связи скрывала – к разведенным родителям прибавился бросивший ее муж. Тоже, на всякий случай, сирота. Чтобы ни у кого из сердобольных докторов не возникло желания взывать к его совести через родню и уговорить на прерывание беременности. Посещать себя в первое сохранение запретила – выдумала карантин.

Лежа в больнице, Светлана познакомилась с сестрой по несчастью – Вера также страдала легкой формой талассемии и уже в третий раз пыталась стать матерью. Сама Вера была эндокринологом, в недуге своем разбиралась и опытным путем вышла на препараты, которые позволят дотянуть до двадцати пяти недель, а там уж как Бог даст… Светка выучилась делать инъекции и колола себя, как наркоман, в шею, между пальцами и в живот – чтобы никто не заметил. Спирт, вату и стерилизованные шприцы с иголками держала под ванной. С Верой созванивались каждый день, но однажды на звонок ответила совершенно незнакомая женщина. Светлана почему-то сразу поняла, что произошло… Она сходила на похороны подруги и начала повторно собираться на сохранение.

Только когда вторично укладывала свои вещи в больницу, будущая мать обмолвилась семье, и то вскользь, про некоторые проблемы с кровью. Кажется, с гемоглобином. Почти не соврала… Михаил спустился подогнать поближе машину, и Света, уличив момент остаться наедине со свекровью, огорошила:

– Маргарита Андреевна, хочу с вами поделиться… – ровным, спокойным голосом сказала невестка. – Только никому не говорите. Откроюсь только вам – все, что может произойти, – целиком и полностью на моей совести. Я никого не хотела расстраивать, но существует опасность… Поэтому очень вас прошу… как только мать может просить мать… Я дам ваш телефон и скажу, что вы моя мама. Когда встанет вопрос, чью жизнь спасать, – скажите врачам, чтобы спасали детей. Они живы. – Она взяла руку свекрови и положила на свой живот. – Чувствуете? Они живы и пусть живут дальше.

– Каких детей, девочка?! – вскрикнула побелевшая мать мужа.

– Их двое, Маргарита Андреевна! Это выяснилось три дня назад. Я никому не говорила, и вы пока молчите. Сердца, представляете? Бились в унисон. Два сердца бились как одно… Прошу вас. Спасите их… Умоляю. Врачи будут бороться за мою жизнь, а мне нужно, чтобы выжили они.

Маргарите не пришлось никого ни о чем просить – невестка сама все решила, а Роману Ильичу Турецкому предстояло разбираться с двумя младенцами женского пола, появившимися на свет в срок тридцать недель десятого мая одна тысяча девятьсот восьмидесятого года.

В дверь постучали.

– Можно?

– Да, да, входите, спасибо, что приехали, Маргарита Андреевна. – Доктор направился к посетительнице. – Понимаю, очень понимаю, как вам сейчас тяжело. Примите мои искренние соболезнования – у меня самого невестка десять лет назад при родах умерла. Так что я вас понимаю, как никто другой. – Неонатолог пододвинул заплаканной женщине стул. – Но ведь нам с вами нужно что-то решать. Воды?

Покачав головой, женщина всхлипнула и села.

– Вы осознаете, что это чудо?! На моей практике это второй случай, когда у матери с талассемией рождается живой ребенок и живет уже вторые сутки. А этих двое! – Доктор вернулся на свое место. – И эти двое очень хотят жить, – тихо, почти шепотом произнес он, не отводя от Маргариты глаз. – Вы понимаете меня? Они очень хотят жить, и им нужно помочь. Помогите же им.

– Как? – вытирая слезы, вопрошала немолодая женщина. – Как я им могу помочь, доктор? Скажите, я все сделаю…

С ответом врач взял паузу. Он походил на состарившегося доктора Айболита: в очках, с остренькой бородкой и очень добрыми глазами.

– Не все в этом мире можно объяснить формулами и зеленкой прижечь… – аккуратно подбирая слова, начал Роман Ильич. – Имена девочкам нужны. Имена ведь даются не просто так. Назовите их, пожалуйста.

– Как? – всхлипывала будущая бабушка. – Как лучше назвать? Посоветуйте.

– Как их хотела назвать мать?

– Не знаю… они ждали мальчика… говорили что-то про Викто́ра Гюго, а тут двое детей… и обе девочки.

– Вктор, значит… – Айболит снял докторскую шапочку, протер лысину и снова водрузил на место головной убор. – Победитель, другими словами… ну что ж, пусть будут Победительницы… Виктория и Ника. Воля матери – закон. Особенно последняя воля… Когда ее похороны?

– Сегодня. В три часа. На Троекуровом кладбище.

Доктор вздохнул, опустил глаза – вот они, дети, как порой даются… Покачал головой, потом взглянул на часы и произнес:

– Езжайте, вы успеете. А мы тут уже сами… Все-таки последняя воля матери… Если переживут четвертые сутки, значит, будут жить. Жду вас завтра в это же время. Конечно, по вашему состоянию… – И, пожав на прощание посетительнице руку, направился в реанимацию, где в новеньких, не так давно установленных кювезах, все утыканные трубочками, лежали две пока еще не названные, но уже Победительницы.

Какое-то время Роман Ильич молча смотрел на девочек. Он вообще любил смотреть на новорожденных. Есть в них что-то такое… что уже безвозвратно исчезает через несколько дней… Божественное, что ли… а эти полуторакилограммовые пигалицы просто диалог со Всевышним… Надо договариваться. Пройдя все необходимые дезинфекционные процедуры, он открыл первый кювез и смоченным в зеленке тампоном прямо на ножке первого ребенка вывел «Виктория», затем открыл второй и написал «Ника». Этого доктору показалось недостаточным. Он взял два листа, еще раз написал имена девочек и закрепил бумажки пластырем на стеклах инкубаторов. Вот теперь все. Теперь можно часик вздремнуть. Турецкому предстояла очередная бессонная ночь.

Врачи, особенно генетики, налетели как коршуны. От недоношенных близняшек ожидали ДЦП, умственной отсталости, трудновыговариваемых синдромов и прочих хромосомных отклонений. К четвертому месяцу вынужденного родительства доктора Санчесам уже порядком надоели, и Александра Ивановна с Павлом Степановичем решили послать их куда подальше. Уж как будет – так и будет. Однако не успело внучкам исполниться полгодика, как супруги Санчес снова принимали у себя генетиков. Теперь в компании с окулистами: сквозь младенческую синеву радужки у девочек пробился фиолетовый пигмент! Генетическая мутация – фиалковые глаза! Не благодаря ли этой мутации они сейчас живы?