Максим Александров - Сеть Индры. Сеть Индры, Мистерия о Геракле, рассказы, стихи

Власова Людмила Ивановна. 1985 г.р., бывшая сожительница Паралича. Причина смерти: сильная кровопотеря. Труп найден в подвале того же корпуса.

Текст 7

– Имя ему Баал.

– Но это не имя!

– Имя его сокрыто. Ты же можешь называть его Баал зебуб – повелитель мух.

Он был невообразимо громаден, великие пирамиды потерялись бы у его ног. Громаден и чудовищно, непропорционально мускулист. Страшную грудь скрывала роскошная завитая борода. Равнодушно-неподвижная маска, застывшая на нечеловеческом лице, лишала остатков надежды. Перед звероподобной мощью этого каменного истукана Люцифер показался бы плюгавым интеллигентом.

«Силой мышцы своей…» – Евгений вздрогнул.

Вокруг не было даже барханов, на 10 дней пути только растрескавшаяся сухая земля, твёрдая как железобетон. Словно всё вокруг было выжжено чудовищными неземными энергиями.

«Слава Господня, – понял Евгений. – Наверное, это что-то вроде радиации».

Но что-то смущало его, смущало сильнее, чем нарастающее желание зарыться в песок, сгинуть, исчезнуть из-под испепеляюще-равнодушного взгляда, и вдруг он осознал – что: гигант не отбрасывал тени!

Вельзевул сидел в кресле, закинув ногу за ногу, и усмехался. Худой, сутулый, почти горбатый, ехидный, он говорил, растягивая слоги: «Эу-ге-ни-оо! Па-а-нравилось? Э-таа шутка. Я его п-аа-ставлю в Та-а-кла—Макан, в саа-мой середине!»

Перехватило грудь, закружилась голова – в комнате было не продохнуть. Вельзевул с Рыжим смолили почти непрерывно и запрещали открывать окна. Это называлось у них «рабочая атмосфера». Рыжий был уникальным специалистом по травам, и что он подмешивал в табак, так и осталось для Евгения тайной.

В углу сидела босая Натаха – юная хозяйка квартиры, – в джинсах, топлес, и, не обращая ни на кого внимания, перебирая струны гитары, декламировала хайку. Кто-то подарил ей сборник. Сделав героическое усилие, она открыла его, и с тех пор больше не закрывала, временами говоря исключительно стихами.

Порой, выходя из транса, Вельзевул замечал её и говорил: «На-таашенька, прикройся, светик», – прочую молодёжь он в такое время вообще игнорировал.

Обитель Вельзевула (для друзей Буба) всегда утопала в грязи. На полу валялись окурки, пивные банки, бутылки, шприцы. На кухне громоздилась гора немытой посуды. Когда её накапливалось чересчур много, Натаха, рыча, колошматила всю груду скалкой и заявляла гостям, что теперь они могут есть из тазика. Гости виновато переглядывались, и вскоре на кухне появлялась новая посуда. Скорее всего, её привозил Мирко. Черноглазый и черноволосый, всегда элегантно одетый, в шелковой рубашке, с золотым перстнем-печаткой, он отдувался за всех: привозил еду, бегал за пивом, возил на своём шикарном Мерсе всю гоп-компанию на шашлыки, если Вельзевулу вдруг приходила мысль провести семинар на лоне природы.

Лоном именовался пустырь у оврага с вечно чадящими покрышками. Прокопченный куст бузины Натаха украсила компакт-дисками. Они висели на тоненьких ниточках и радужно переливались. Неподалёку Буба соорудил абстрактную композицию из пивных банок. Когда набиралось достаточно новых, скульптура пополнялась какими-нибудь очередными деталями. Ей полагалось кланяться, приносить в жертву авторучки и возглашать мантру:

О-оо-соо-а-вви-а-а-а-химм!!!

Здесь на лоне Вельзевул иногда добрел и, нисходя к младшей братии, произносил проповедь: «Гла-а-вное, дети мои, это чтобы было смешно!»

* * *

Ночь таскала их за шкирку как слепых котят, пряча по укромным уголкам памяти. Евгений съёживался, всей кожей и оголёнными нервами ощущая холодное дыхание хаоса. Хаос ходил вокруг дома безмолвный и безликий, пробуя на ощупь стены, выискивая щели и трещины, разъедая запоры и решётки. Из его глубин выходили причудливые звери, глядели огромными, как блюдца, печальными глазами, и от их дыхания запотевали окна.

«Мы живём в чужом доме, – думал Евгений. – Он построен не нами и не для нас. Его оформленность не менее загадочна, чем внешний мрак. А нам он нужен лишь для того чтобы укрыться от ветра…»

Ворота, выставленные в ночь щитом от противоречий, запирали пространство смысла, и их кованые засовы, чёрные и страшные, останавливали натиск времени, дующего из ночной пустоты. Дом, укрывший за воротами и стенами потаённые смыслы своих аркад и дворов, безмятежно дремал, полнясь шорохами заплутавших мыслей, случайными видениями и полётами летучих мышей. Жильцы оставляли свои тени сваленными по углам, и они копились там годами и зарастали флюоресцирующими грибами, пока земля не возвращала им сущность праха.

Мирко и Буба отрастили себе огромные чёрные крылья и, укутавшись ими, часами висели вниз головой. Наверное, им так лучше думалось. В голове Бубы вызревали фантастические замыслы и поразительные планы. Придя в хорошее настроение, он превращал вещи в невещи: под его взглядом они теряли смысл и назначение и, становясь мёртвыми конгломератами, пополняли коллекции Мирко. Натаха в очаровательной белой шубке с пятнышками задумчиво грызла угол дома. За годы они прогрызли множество удивительных ходов, через которые в комнаты пробирался ночной сумрак. Но дом всё ещё стоял, построенный удивительно прочно.

– Просто раньше он был деревом, – сказал Рыжий, – и у него остались глубокие корни, даже когда Основная Программа сделала его домом.

* * *

Рыжий начертил на стене мелом круг и сказал: «Это – центр, назовём его… ну, скажем, „Алайя“. Там есть всё. Всё, что было, есть и будет и то, что никогда не случится. Чтобы быть господином Алайи, надо быть Богом, а его, как я подозреваю, нет».

Потом он нарисовал несколько чёрточек, и круг превратился в солнышко с лучами: «Это «программы». Всё, что исходит от Алайи, имеет форму программы. Они определяют всё, что есть и, случается, и его форму. Программы можно составлять и самому, хотя это очень сложно. Если всё сделано правильно, они станут программами Алайи.

Каждая программа имеет свой «код». Узнав и применив код, вы получаете доступ к программе и вводите её в действие. Есть очень серьёзные, хорошо защищённые программы, проникать в них очень интересно. В чужие программы можно вставлять свои вирусы. Почти все широко известные колдовские программы заражены вирусами. Поэтому, во избежание неожиданных последствий, применять их не стоит.

Преимущество Астрала в том, что любую программу ты можешь визуализировать в доступной тебе форме – например, Основная программа для меня выглядит как за́мок».

Основная Программа, если глядеть на неё в упор, действительно выглядела как неприступный замок – уходящая в небо стальная гладкая колонна, окружённая металлически-поблёскивающими стенами с башнями и бастионами, вгрызшимися в гранитную скалу. Но Евгений чаще видел её как дом, точнее, как стальной каркас дома.