Лев Горфункель - Война, любовь и психология

«Дорогая моя девочка! Спешу догнать тебя – ведь одному так тоскливо! Вся наша комната еще полна тобой: чисто подметенный пол, аккуратно застланная кровать, цветы, которые ты так любишь; словом, везде так чувствуется наведенный тобой и не тронутый еще мной порядок, что кажется, вот-вот откроется дверь, и раздастся родной голос забежавшей из кухни Ани: „Павлик, руки мыть – сейчас завтрак…“ Тихо, уютно, меня ласкает каждая вещь, а вокруг так и носится твое нежное: „My dear“… (родители часто так называли друг друга) . Вчера успел закрепить за собой одну школу, сейчас иду насчет второй (отец преподавал психологию и логику, чтобы зарабатывать ). Зайду заодно и к Гельману (однокурсник родителей) , чтобы взять у него брошюру Васильева, которую вместе с этим письмом и отправлю к тебе авиапочтой. Любимая, жду от тебя писем, писем, писем… Крепко-крепко целую моего лучшего друга. Павел. 30.8.50».

«Любимый, когда же я теперь увижу тебя? Понимаешь — я совсем одна. Все коллеги — семейные, пожилые люди, так что мне остается ждать твоих — бесчисленных! — писем и тебя. Конечно, если ты будешь в аспирантуре, то останешься в Ленинграде, а если нет, то обязательно нам нужно быть вместе. Зачем нам столько мучений! Ты говорил, провожая меня: „Варенье — тебе, когда будешь скучать — полакомишься“, но я ничего не могу есть. Все взятое в дорогу я привезла сюда, и все лежит. Ничего мне не хочется, только был бы ты… Я понимаю, для нашего будущего лучше, чтобы ты закончил аспирантуру, но сейчас так тяжело, так страстно мечтаю быть с тобой — лучше бы вместе работать…»

«Анечка, родная моя, сегодня первое письмо, в котором ты сообщаешь, что получила мое письмо. Наконец-то! Теперь уже пойдет все хорошо. А у меня экзамены опять отложили — до 17-го. (Аспирантура отца долго была под вопросом: профессор Ананьев оставил его у себя в НИИ на свой страх и риск, но еще надо было сдать экзамены, и – главное – окончательное решение было за идеологическим партийным отделом.) Обо всем скажу тебе по телефону. …Не жалей денег на яички, хоть они и стоят 25 руб. Вообще, на питание денег не жалей. Если с деньгами туго – обязательно сообщи телеграфом, я вышлю (мамино примечание: «У самого денег нет, значит, возьмет в долг»). Ну, счастливо, моя любимая, иду к кабинам – сейчас услышу твой голос.

…Добрый день, дорогая моя. А дни действительно настали добрые: ведь каждый из них приближает нашу встречу! (Отец всегда находил повод подбодрить маму!) И я становлюсь все нетерпеливей. Я вот сейчас думаю: все научились люди изменять, но только не время. А ведь как было бы хорошо: на разлуку мы время укорачивали бы, на встречу – удлиняли бы. Мечты… Я сейчас все время учу марксизм, у меня на уме только марксизм и ты… Целую тебя, моя любимая девочка…»

«Мой дорогой, мой учитель! Вот уже месяц моему боевому крещению в Сыктывкаре! Как хорошо мы с тобой поговорили. Ты доволен, что я бодрая. Я очень чувствую твою любовь, заботу. И я очень хочу, чтобы ты остался в аспирантуре, хотя мне ужасно тоскливо, часто просто невыносимо без тебя… Любимый, хочу знать о каждом часе твоей жизни! А когда получаешь от меня деньги, отмечай это — выпей пива или еще то, что тебе хочется. Я всегда-всегда с тобой! Но… очень хочу, чтобы ты в аспирантуре был. Целую, целую…»

«Девочка моя, я очень хорошо понимаю, как тебе плохо одной. И хорошо, что ты обо всем мне пишешь, не скрываешь. Но не упрекай — мы же доверяем друг другу!.. »

«Счастье мое, сейчас такой хороший вальс исполняли… и мне представилась наша встреча. Какое это будет прекрасное время! В такие моменты я даже забываю, где нахожусь, опомнюсь, а тебя нет…

…Любимый мой, как ты себя чувствуешь? Как нога? Голос мне твой не понравился — не скроешь, не молчи! Я ведь тебе обо всем пишу. Не уверена, как объяснять деятельность мозга, скажу о развитии интегративных полей, раскрою теорию Павлова. …Письма твои — радость высшая! Но и печаль — кратко ты пишешь, а мне хочется долго-долго говорить с тобой. …Ты для меня – все, что необходимо для моей жизни. Как дождаться дня нашей встречи?..»

«Моя любимая девочка прислала мне такое хорошее письмо, что даже предстоящий сегодня урок в школе не может испортить мне настроение, – все сознание охвачено мыслью, что тебя так сильно любят… Родная моя, я очень рад, что у нас все так ХОРОШО! получается. Ты – главная виновница нашего успеха! И пожалуйста, не говори, что я незаслуженно называю тебя самоотверженной, это действительно так, и я тебя очень ценю за это, дорогая моя девочка: ведь мне хорошо здесь, в Ленинграде, разглагольствовать, а ведь основная тяжесть разлуки легла на тебя, мою маленькую. У меня много было угрызений совести из-за этого, но теперь я вижу, что все хорошо, и я очень благодарен тебе за это. Мои мысли все больше вращаются вокруг будущего, нашего самого радужного будущего. У меня всегда основное – это будущее, такой взгляд очень помогает пережить все испытания настоящего. Правда, Анька! Это здорово помогает.

…Любимая моя, ты глубоко ошибаешься, полагая, что мои письма лишь долг по отношению к тебе. Для меня наши письма тоже единственная радость, девочка моя!»

«…Любимый, ты говоришь, что все острее чувствуешь разлуку, а у меня наоборот: я сначала просто задыхалась, была в отчаянии, мне казалось, что не выживу! Страшно вспоминать! А теперь… я спокойна и готовлю себя работать еще и еще. Конечно, я очень скучаю, мне не хватает тебя, но теперь я могу рассуждать!.. …Как меня спасает классическая музыка! Вот сейчас Бах – плачу и постепенно успокаиваюсь…

…Впервые выступала с публичной лекцией! По настоятельной просьбе парт. организации города и института для «актива» (людей, занятых воспитанием). Организаторы попросили слушателей написать отзывы. Представь — только положительные! Один, более пространный, посылаю: «Лекция великолепна. Отличная дикция лектора, личная обаятельность в сочетании с высоким умением доходчиво, убедительно преподнести материал является примером для подражания. Считаю лектора отличным специалистом и педагогом. И женщина она красивая!..»

«…Я только что с гор. станции: взял билет! Достался последний, боковое место. Начинаю упаковываться! Чемодан возьму у Ваньки (однокурсник и приятель отца по университету и аспирантуре) , не покупать же. Это мое письмо ведь последнее, девочка моя, „прощальное“. Скоро ты получишь меня самого! Я только боюсь, как бы наша встреча не оказала плохое воздействие на тебя. Мы должны будем, Анечка, после нее расстаться с самым лучшим настроением! Иначе наша встреча не принесет нам никакой пользы. Ну, я, конечно, надеюсь на тебя — ты ж у меня умница… Прими, любимая, мой последний бумажный поцелуй и жди настоящего…»