Владимир Буров - Граф – М

– В каком смысле? Если хочешь, мы можем прямо сейчас отойти за эти кусты, и ты меня трахнешь. Пойдем? Нет, подожди, я сначала доем котлету с картофелем пюре. А то как знать, когда опять подадут. Между прочим, у меня уже есть ребенок. Где взять деньги на прокорм – неизвестно. Вроде бы придумали выход вместе со Светкой заняться основательно проституцией – никакого толку.

– Почему?

– Народ не привык платить за удовольствие. Нет, за котлеты с картошкой они платят, а за это не хотят. Не приучены, мать их. Все бы просто так, по любви. Скоты. Одно слово:

– Скотобаза.

– Кстати:

– А ты где был? В Москве? А Светка дура хочет замуж выходить. Ты же ее любил больше меня.

– Ей сколько лет-то уже? – спросил я.

– Больше двадцати.

– Это не ответ.

– Двадцать пять. Но лучше никому об этом не говорить. Знаешь почему? Здесь считается, что в этом возрасте не трахаются уже. Нет, точно тебе говорю, они считают нас за покойников.

– Кто?

– Малолетки. А какие мы были! Помнишь, как бросали всех и ходили вдвоем с тобой одним? Соревновались, кому ты кончишь ей ли мне. Почему ты кончал ей, а не мне?

– Ты хочешь, чтобы я подарил тебе сапоги?

– Да. Ей ты тогда подарил. Я тебя держала, держала за жопу, а ты все равно на нее полез. Зачем ты это сделал?

А задумался, но всё же сказал:

– Ты пошла с другим.

– Да. Ты не хотел трахаться каждый день. А я не могла отказаться, если предлагают. Я конечно поняла, что поэтому ты отдал ей модные двойные сапоги. Но все равно ты бы должен мне что-нибудь подарить. И знаешь почему?

– Почему?

– Я переводила к тебе всю нашу группу. Помнишь, ты все просил привести тебе Пастушку. Помнишь, дочь пастуха? Жопа у нее была:

– Во! – Намного больше нормы.

– Она собралась замуж, а ты очень уж хотел ее трахнуть. Хочешь спросить, где она сейчас? Не знаю. По-моему, тогда ты перетрахал всех Пэтэушниц в городе.

Кстати, эти твари не из нашего города. – Она показала на двух девушек, ожидающих за картошкой с котлетами, что трое парней догадаются за них заплатить.

– Вполне возможно, у них вообще нет денег, – сказала Наташа. – Хотя нет, по полтиннику за ночь, наверное, им дали.

– Сидят так, как будто ночи им было мало.

– Просто это обычная посадка тех, кто всегда готов заработать.

– Наверное, на электричку в свою деревню не хватает.

– Молодые сучки, – сказала Наташа, – эти трое их снимут.

– Что-то не видно, чтобы они обращали на этих дам внимание.

– Сейчас нажрутся, напьются барматухи и полезут. Проблема в другом: мало заплатят. Впрочем, – добавила она, – я могу заставить их заплатить. Вот даже за меня, не очень накрашенную заплатят. Хочешь?

– Что? Посмотреть? Лучше не надо. Скандалу будет много.

– Купи мне стакан вина.

– Может пятьдесят коньяку?

– С коньяка меня развезет.

– С пятидесяти грамм?

– Я по пятьдесят не пью. Лучше шампанского. На шампанское у тебя деньги есть?

– Конечно.

– Давай тогда. И закажи шашлыки на углях. Не бойся, за шашлыки тебе платить не придется. Они заплатят.

– Э, послушайте, – обратилась она – как она их назвала: дровосекам, хотя они и были предположительно обработчиками древесины под двери – скока будет?

– Чё скока? – спросил один высокий в белом с черными змеями свитере. И выпил кстати. – Впрочем, извольте, я отвечу: – Скока сможешь – столько и будет. Плюс скидка на пенсионный возраст.

– Ты сказал плюс? – спросил второй, – а имел, наверное, в виду минус.

– Почему? Ибо: кому-то всегда плюс. И знаете почему? Потому что кому-то всегда минус. – И все трое многозначительно улыбнулись, как люди имеющие свой не только целый лес деревьев, но и достаточно профессиональных проституток.

Она выпила шампанского, к которому я раньше приучал всех, и встала.

– Нет, я еще не пьяная, – сказала Наташа, – налей еще. Можно?

– Да, без сомнения.

Но они подошли все-таки к молодым, с дымящимися на картофельном пюре окурками. Точнее, подошел пока один, и увел одну, которая первой положила окурок на тарелку. Хотя партнеры по лесопильному делу советовали ему начать с другой.

– Почему? – не понял он.

– Она красивая, – сказал один.

– А что это значит? – сказал второй.

– Я не знаю, – сказал Миша, который первым решился подойди к девушкам. Не то, что бы другие очень уж стеснялись от недопития, а просто боялись заразиться. Как сказал один из них:

– Прошлой ночью вполне могло не хватить презервативов.

Тем не менее, этот Миша в бело-черно-змеином свитере не мог удержаться.

– Она мне напоминает какую-то старую актрису.

– Что это значит? – спросил Юра. – Ломаться, что ли, будет сначала?

– Точно! – обрадовался Миша, что нашелся человек, который его понимает.

– Я Станиславский – я не верю, – сказал Женя, он не был, кстати говоря, дровосеком, а просто был бывшим капитаном, уволенным в запас досрочно за взятки, которые он называл бизнесом по освобождению некоторых просящих отпустить их пожалуйста на все четыре стороны без необходимой службы в армии. И он им обычно отвечал:

– Собственно, я только этим здесь и занимаюсь. – Тем не менее выгнали, ибо мало давал начальству, так как считал, что:

– Этим баранам, хватит и полштуки в месяц. – Впрочем, это его личное дело, каждый по-своему с ума сходит, как любили говорить в этом городе.

– В общем, я пошел, – сказал свитерный Миша, и потопал.

– Чё, идти, что ли? – спросила вторая маленькая светловолосая подруга.

– Не с тобой, – крякнул Миша. И девушка, похожая в молодости на исполнительницу роли:

– Жить на земле без любви невозможно-о-о! Это я точно тебе говорю-ю-ю, – пошла за ним, как будто была немая.

И даже в процессе продолжительного секса за кустами, она не проронила ни слова. Миша тоже удивился, что очень хотел спросить ее:

– Ты немая? – Но так и не спросил. Решил:

– В следующий раз. – Их чего следует, Актриса ему понравилась. А насчет непредвиденных заболеваний – у него всегда была с собой пачка, резервная пачка презервативов, о которой он никому не говорил.

Дама получила два стольника, и так же молча и грациозно двинулась назад к своей, правда уже погасшей на картофельном пюре сигарете.

А Миша сначала зашел в туалет. А когда из него возвращался понял:

– Дал слишком много. – Ибо:

– Если трахнуть всех троих, не считая барменшу, и они так же ему понравятся – уйдет шесть сотен, а это много, ибо представляет собой в результате неизбежной конвертации:

– Сто баксов!

– Да за такое бабло я могу и Заграницей кого-нибудь оприходовать, – рявкнул он вслух. – Да и вообще, поднимать цены до такой степени не стоило. Полтинник – красная цела любой – слово на букву б – в этом городе! – крикнул он так громко, что все повернулись в его сторону, но никто – что замечательно – не разобрал сути его безапелляционного предложения.