Игорь Курай - Японский ковчег

Астероид, наверное, еще намного более ужасней, но наши технологии, я думаю, способны и с такими страшными ужасами расправиться. Построят еще подземные и подморские бункеры. Уже сейчас, наверное, треть Токио может спасаться, а ведь время еще есть. Мы успеем.

– Ну и ну-у! – протянул Рюмин, утирая пот мятым платком. – А вы говорите, Достоевский, вурдалаки… Тут бы ноги не протянуть раньше времени…

– Почему вы так боитесь протянуть ноги, Рюмин-сан? – удивился Мияма. – Протягивайте прямо сейчас, я подвинусь. Протягивать ноги очень полезно для кровопревращения.

– Да нет, – смутился Рюмин, – я имею в виду вообще… коньки отбросить.

– А зачем коньков отбрасывать куда-то? Это, наверное, образ из русского фольклора? Или из замечательной поэмы-сказки Павела Павловича Ершова про конька-горбунька? А вы, господин атташе, большой эрундит!

– Немного есть, – на сей раз охотно согласился Рюмин, допивая пиво. – Уж чему научили в нашей Школе… Ну, спасибо вам, профессор, за беседу. Много интересного вы мне сообщили, будет над чем подумать. И в Цукубу надо съездить – уточнить кое-какие детали. А насчет премии вы не беспокойтесь, будем ваши «За и против» продвигать. Есть у меня в Союзе писателей свои людишки, помогут. Только поторопитесь, пока комета не прилетела.

Он поднялся, слегка отдуваясь, натянул пиджак и, прихватив торчавший в пластиковом стаканчике счет, двинулся к кассе у дверей. Мияма шел следом, ощупывая в кармане конверт из плотной бумаги.

Лиловый июньский сумрак сгущался над деревней Нагорное, окрашивая в пастельные тона стены Академии Службы внешней разведки. Генерал Гребнев снова нажал кнопку на пульте, кондиционер приветливо пискнул в ответ. Мощности «панасоника» явно не хватало на огромный кабинет с высоченным потолком. Под эдакую кубатуру давно надо было делать центральное кондиционирование, но нельзя же было запустить иностранных спецов! Уж они бы здесь такого намонтировали! А поручить нашим – так потом весь бюджет уйдет на ремонт. Обыкновенная история… Вот и остались с этими лицензионными игрушками. Приходится страдать за национальную идею.

Раз в неделю, в пятницу, первый заместитель директора СВР генерал Гребнев приезжал в Академию проводить семинар с педсоставом, так сказать, в порядке повышения квалификации. Будь на то его воля, он бы вообще переехал сюда, в хлебниковский лесопарк под Мытищами, из «леса», как окрестили их двадцатиэтажный бетонный билдинг – официальную штаб-квартиру в Ясенево. Здесь не было той давящей атмосферы «холодного дома», в котором каждый чувствует себя под колпаком, а в начальственном кабинете 2131 на третьем этаже заседает некто, облеченный полномочиями, но начисто лишенный творческого воображения. Здесь нет в фойе помпезной галереи портретов суперагентов былых времен. И мебель здесь уютнее. Впрочем, может быть, это только кажется.

Генерал встал из-за стола, чувствуя спиной взыскательный взгляд нового президента.

Невольно оглянулся на портрет и поморщился. В последнее время нервы стали сдавать – годы, наверное, берут свое, – а ведь были что твои стальные струны. Да, этот тоже считает, что всех видит насквозь: хочет выдать желаемое за действительное. Но харизму за деньги не купишь, не выпросишь и в кредит не возьмешь. Конечно, президентами не рождаются, но одни восходят на вершину пирамиды по призванию, а других возносит слепой случай. Кому повезло, того и вознес, так что личные качества тут ни при чем.

Когда в начале девяностых внешнюю разведку стали трясти и реорганизовывать, Гребнев всерьез подумывал о том, чтобы перековать мечи на орала и уйти в большой бизнес. Но не случилось – не смог бросить любимую работу и друзей по оружию. А то ведь давно уже загорал бы на посту директора службы безопасности где-нибудь у Абрамовича или Потанина. Вместо этого занялся спасением тонущего корабля. И ведь, можно сказать, спасли…

Генерал Гребнев, в отличие от многих своих новоиспеченных коллег, спущенных сюда с бюрократического Олимпа, был профи, настоящий доктор конспирологии и гроссмейстер шпионских искусств, прошедший весь путь от легкомысленного выпускника Школы КГБ, молоденького капитана в Анголе, до командира разведбатальона под Кандагаром. Потом академия Генштаба, снова Контора, труднейшие миссии в десятке стран и, наконец, пост заведующего ключевым департаментом Первого Главного управления КГБ. Обосновавшись в девяносто втором в недавно созданной Службе Внешней разведки, Гребнев быстро пошел в гору благодаря незаурядным личным качествам и боевому опыту. Вот уже пять лет он первый зам Директора и личный советник президента по особо важным вопросам национальной безопасности. Правильнее было бы сказать – президентов. Как показали события недавнего прошлого, человек, будь он даже настоящий национальный лидер и трижды президент, все-таки смертен. Только разведка бессмертна. Однако факт, что руководство СВР во все времена подчинялось лично президенту страны.

Собственно, Гребнев давно уже мог получить должность Директора СВР, но он старательно избегал этого назначения, протолкнув на высокий пост безликого штабного офицера без малейших профессиональных данных. Так было нужно для дела. Вероятный противник не должен был знать, кто стоит за их дерзкими операциями. Пусть гоняются за шефом, подсылают свою агентуру к генералу Прохорову, обвиняют его в своих провалах, пытаются его спихнуть, поймать на коррупции или дискредитировать другим путем. Настоящий мастер шпионажа умеет сам оставаться невидимым и невредимым, но от него не укроется ничто.

В свои шестьдесят пять генерал оставался сухопар, легок на подъем, стремителен и непредсказуем. Загорелое, грубоватой лепки лицо с несколько тяжеловатыми надбровными дугами и массивным подбородком было как бы утрировано глубокими складками, идущими от крыльев носа, и рельефными морщинами на лбу. Седой жесткий «ежик», тонкие губы и пронзительные, глубоко посаженные зеленовато-серые глаза придавали генералу Гребневу сходство с пожилым кугуаром.

Он решительно двинулся к правой стенке, протянул руку к дубовой панели и тронул невидимый рычажок. Коричневая перегородка послушно отъехала в сторону, открывая небольшой уютный бар с подсветкой. Ничего лишнего – всего несколько бутылок: водка, виски, джин, текила. И, конечно, старый добрый Хеннесси. Ни вин, ни ликеров, ни тем более коктейлей генерал не признавал. Он плеснул в пузатый бокал коньяку и снова тронул рычажок. Дубовая панель вернулась на свое место. Всюду электроника! Век высоких технологий… Генерал довольно хмыкнул и снова уселся в кожаное вертящееся кресло с высокой спинкой. Допьем – и можно двигаться. Let’s call it a day [6] Будем считать, что день завершен (англ.) , как говорят наши заклятые друзья.