Алексей Леснянский - Отара уходит на ветер. Повесть

Ну и бомба напоследок. Запаливаю фитиль. У нас тут китайцы под боком лес валят. Законно. То есть я совсем не уверен, что законно, но пусть будет законно – дадим китайцам фору, бог с ними. В полукилометре от этого безобразия лесничий Кондратий Христолюбов с тремя сынами живёт. И что вы думаете? Полагаете, егерь писульки стал кропать в высшие инстанции, что, мол, пропадают лёгкие планеты почём зря? Ага – щас! В том месте, где китаец один мачтовый кедр спиливает, семейная сборная лесничего два саженца втыкает. Вот такая арифметика. Главно, без бабских склок у них там, здоровая конкуренция какая-то, задорно всё, весело, по-спортивному зло. Может, чистый таёжный воздух влияет – не знаю. Словом, живут бойцы лесного фронта рядышком, обедают за одним столом, кашеварят по очереди, общаются преимущественно на китайском.

Почему на китайском? Ну, во-первых, наши меж собой покумекали и решили, что язык супротивника знать надо, а вот супротивнику русский язык знать не стоит. Во-вторых, средний сын лесничего после школы решил на ин. яз поступать; языковая практика, стало быть. В-третьих, сибирское гостеприимство, которое вам не какое-нибудь там крепостное право. В смысле, никто наше гостеприимство не отменял и, надеюсь, не отменит.

Случается, и подшутят наши таёжники друг над другом, не без этого.

– Лес ваша убиваем, – добродушно улыбается бригадир китайцев.

– Так давно обновить надо, – откусывается лесничий. – Сейчас рубите, а потом долго вас не увидим. За саженцами вам не резон вертаться, а в них будущая тайга высиживается.

Так и живут бок обок. И до того в последнее время русско-китайский союз окреп, что команда лесничего спокойно отлучается по своим хозяйственным и охотничьим делам без опаски за посадку.

– Уходим с пацанами на неделю, – предупреждает в таких случаях Христолюбов. – Дичи привезём, на одном рисе вам тайгу не потянуть. А вы уж тут за нас подежурьте. И чтоб без халтуры.

Трудолюбие, дисциплина и старание у китайцев в крови. Один раз даже пересолили они, чтоб угодить русским товарищам, цельным хороводом из пяти саженцев каждый срубленный пенёк окружили. Ох, и блажил же на них лесничий за это.

– Золотые вы мои дуболомы! – заходился. – Я ж вам чё сказал?! Блюсти расстояние между саженцами, сказал! Не частить, говорил! Сказано – два втыкать, значит, два! Это ща они прутики, а послезавтра где им развернуться?! Задушат друг дружку в объятьях веток!

Наорать-то наорал, но потом, однако, младшего своего отрядил за гостинцем.

– Сходи, сынок, до хаты, – сказал, – Принеси вражинам брусничного варенья. Подрумяним желтолицых витаминами, а то совсем зачахли, план не выполнят.

Такое дело, читатель. Абзац о тайге – ложь и провокация. Вот такая я конченая свинья. Но ведь чистосердечно признался же, значит, свинья уже не конченая, а порядочная. Больше скажу: даже и не хочу, чтобы в тайге всё было так, как я тут впопыхах тиснул, ведь стоит только размечтаться, загадать что-нибудь наперёд, и обязательно всё сорвётся.

Ну чё, Васёк… Замолвил я словечко за твой кедрач? Замолвил. Поборолся за него малость? Поборолся. На государство бочку катил? Нет. Может быть, ныл? Не дождёшься. В общем, с тебя пузырь, как условились. Жека Васильев по прозвищу Вася – это мой закадычный друг, бывалый охотник, один из девяти моих читателей и… КЛАССНЫЙ ПЕВЕЦ (на правах рекламы, вдруг число моих читателей увеличится на одного музыкального продюсера).

А если совсем по-честному, то мне на тайгу вообще плевать, хоть и по орехи в неё гоняю. Вот так. Для меня ведь она вроде любовницы. Приеду, выпью, по-быстрому получу от неё то, что мне надо, и весь исцарапанный и приятно опустошённый сваливаю домой. Мне даже не хочется знать, что у тайги какие-то там проблемы. Это вроде как она мне звонит, когда жена рядом, и говорит: «До меня тут китайцы домогаются». Домогаются и домогаются, мне то что? У неё парень есть. Это ты, Вася, если что.

А я на степи женат. Мы с ней состоим в браке по расчёту с 2007-го года. У нас сложный союз, несколько раз дело даже до развода доходило. Может быть, всё потому, что она, девственная и чистая, была взята мной без любви, силой взята. И не только мной, но и многими другими горожанами, решившими стать фермерами, когда произошли два чуда. Первое чудо заключалось в том, что рынок взвыл нечеловеческим и в то же время самым что ни на есть человеческим голосом: «Разнесло меня на одной вашей торговле во все стороны – скоро вдребезги разнесёт!» Вторым по счёту чудом стал нацпроект «Сельское хозяйство». Это чудо было малость в перьях, но дарёному коню, как говорится, в зубы не смотрят.

Короче, моё дело – степь. И не вся, а шмат в тысяча двести сорок гектаров, до которого можно добраться минут за двадцать-тридцать, если выехать по просёлочной дороге из села Аршаново на юго-запад, потом повернуть направо на двенадцатом столбе ЛЭП и протрястись по ухабам до урочища «Берёзки».

Теперь специальный абзац для гостей нашего хозяйства. На территории КФХ «Изых» всякий случайный путник – брат нам. Ровно до границы наших владений – брат. А за границей – брат одного из наших южных, северных, восточных или западных соседей. Словом, кому-нибудь – да будет братом! Не обольщайтесь – пока что только двоюродным. В общем, ещё слабовато в Хакасии в плане степного братства, ведь у нас всё только началось после развала 90-ых, даже пограничные столбы фермерских хозяйств ещё не пустили корни, не зазеленели листвой. Вот в соседней с нами Тыве степные традиции гораздо древнее, и оттого – человеколюбивее и строже. Один из моих товарищей был в тувинских степях по делам, и вот что он рассказал:

– Сидим, значит, обедаем. Вижу, скачет по полю всадник. Подъехал к нашему костру, молча сел, молча наложил себе баранины из казана, молча поел, молча попил чаю, молча покурил, стрельнул парочку сигарет, вскочил на коня и был таков. Кто такой? – спрашиваю у тувинцев.

– Человек какой-то, – отвечают.

– Вы это сейчас серьёзно? – спрашиваю.

– А что не человек разве? – дивятся.

Вот такая показательная история об отсутствии праздного любопытства. А теперь – к легенде!

Тпру-у-у – разогнался! Подождёт легенда. Надо сначала ввести читателя в местность, степь описать; так все маститые литераторы делают. А я хочу быть маститым. И чтоб масть была вороная, как у нашего жеребца Цезаря. Он авторитет по праву: сам беспрестанно ржёт, а табуну не до смеха.

Прямо не знаю, что и делать. По идее сейчас надо щедрой рукой швырнуть на страницу россыпь степных красот, распространиться на пяти с половиной листах о бескрайности пространств и уникальных каменных стелах на пупках курганов. Так вот это не ко мне, читатель. Это тебе надо идти к местным поэтам, приезжающим в степь в качестве гостей. Для них она и красивая, и бескрайняя, и широкая, и какая там ещё. Для меня же и моих товарищей степь – это трава да трава. Вон там – добрая. Там – средняя. Там – никудышная. Там – выбитая скотом. Там – под покосы пойдёт. Там – веники одни. Там – болотиной отдаёт, овца забракует. И много ещё разных «там» с массой информационных, хвалебных и уничижительных оттенков.