Светлана Грачёва - Время собирать камни. Книга 1

– Да ведь не о возрасте речь, – заговорил громче отец Иоанн.

– И о возрасте тоже, – остановил священника мастер скальпеля. Затем, мягко улыбнувшись, ещё приблизившись, с придыханием заговорил, заглядывая при этом в глаза: – А как церковь относится к здоровью человека? Насколько я знаю, для верующих людей здоровье – это дар Божий, поэтому к нему нужно относиться трепетно. Бог послал вам испытание. – Иерей вздрогнул при последнем слове и поднял глаза на стоящего рядом доктора. Тот продолжал говорить: – С испытанием Бог и врача посылает. Верно? Может быть, мы с вами неслучайно встретились – всё где-то уже решено за нас.

Евтеев был в растерянности и не знал, что сказать. Николай Павлович явно пользовался волнением больного и невозмутимо продолжал:

– Отец Иоанн, я слышал, что вы недавно стали священником. Вы же наш, местный?

– Да, – ответил иерей, приготавливаясь к каверзному вопросу. Он уже устал от косых взглядов бывших друзей, мрачных слухов о том, что решил найти ещё одну лазейку для пополнения кошелька. Решил человек изменить жизнь – и грязным селевым потоком накрыли его людские пересуды. – Я не понимаю, к чему вы клоните, доктор, – недовольно произнёс отец Иоанн.

– Я не хотел вас обидеть, простите, – спохватился Николай Павлович. – Я хотел только поинтересоваться, кем вы работали раньше.

Отец Иоанн слышал много раз такие вопросы, и они всегда волновали его, потому что вслед за вопросами следовали насмешки, а порой и открытые оскорбления. Разволновавшись, священник ничего не ответил, молча вышел из ординаторской. Снова появилась ноющая боль в низу живота. Возвращаясь в палату, иерей думал: «Как на допросе у прокурора. Неужели так интересно знать подробности чужой жизни? Подобные вопросы могут задавать архиерей и те, кто повыше его по сану. Мои близкие. Больше никто. „Не судите, да не судимы будете“. Забывают об этом. Эх, душа моя многогрешная. Да ведь и я не лучше их».

Ночью приступ повторился с удвоенной силой. Осознав, что без операции не обойтись, священник обречённо согласился. Чем меньше времени оставалось до операции, тем всё чаще стали посещать его незваные гости – мысли о смерти. Они изматывали душу. Божий служитель гнал их от себя молитвами, но опасные гости, дружно атакуя, неотступно стучались в клеточки его сознания, и с каждой такой атакой неприступная до того крепость ослабевала.

Священнослужитель никому не мог высказать своих опасений. Зашептал молитвы.

Лежавший рядом и мерно сопевший дед внезапно смолк, затем шумно вздохнул и повернулся на другой бок, что-то пробубнив. За кроватью иерея развалился толстяк с гниющими стопами ног. Сначала он храпел, как спящий богатырь после тяжёлого боя, потом затих. Только парнишка робко спросил, чем он может помочь.

– У меня мобильный разрядился. Не могу позвонить матушке. Не выручишь? – нерешительно попросил отец Иоанн добросердечного паренька.

– Без проблем, батюшка, – откликнулся на просьбу парень. С трудом передвигая больные ноги, подошёл к кровати священника и протянул телефон.

Матушка прибежала в палату рано, как только открыли отделение для посещений. Она принесла икону Владимирской Божией Матери, икону святого, имя которого носил отец Иоанн, молитвослов и зарядное устройство для мобильного телефона. Продукты питания муж просил не приносить.

За час до операции хирург побывал в палате, где находился необычный больной, чтобы тот поставил свою подпись как знак согласия на операционное вмешательство.

– Помогает присутствие святых? – вкрадчиво спросил врач, увидев иконы и объёмистый молитвослов на тумбочке больного.

Евтеев в душе был возмущён сомнениями врача-безбожника, хотел наставить заблудшую в духовном невежестве душу, но остановил себя – это не его епархия. Да и ситуация не располагала к православной беседе.

– Помогает, – проронил он.

Старый дед тут же вставил:

– Николай Палыч, а разве в больничной палате можно читать молитвы? – И, не дожидаясь ответа, заговорил быстро, как будто выучил свою речь наизусть: – Жена этого батюшки сегодня утром приходила, всех разбудила. Часа два здесь просидела. Сначала всё про детей стрекотала, мозги промыла всем в палате. Да так стрекочет быстро, что из пулемёта строчит! У меня аж в голове ломить стало. А потом додумалась здесь молитвы петь и поливать палату святой водой. Пусть в церкви молятся, песни там свои поют. И брызгаются своей водой, а мы из-под крана умоемся.

Дед не соврал. Худенькая, измождённая на вид матушка, заметившая страх в расширенных зрачках мужа, без остановки говорила, что нужно жить, чтобы поднять последних двоих чад (слава Богу, трое уже самостоятельно живут), потому что, не дай Бог ничего худого, пособий, которые их семья получает на троих приёмных детей, не хватит на всех. Прочитала одну молитву и сбрызнула мужа и угол палаты святой водой, принесённой в баночке. На лежащего рядом деда, старого коммуниста, попало несколько брызг. Но для него это было страшнее моровой язвы. Дед хрипло выругался и поднялся с кровати. Выкарабкиваясь из палаты, как травленый таракан, он пополз к сестринскому посту и пожаловался медсестре на моральные издевательства работников церкви над больными людьми.

Священник чувствовал себя виноватым перед дедом, дышавшим на ладан, но до сих пор люто ненавидевшим «опиум для народа». Он просил у старика прощения и снисходительно был прощён, как прощает проступок школьника строгий директор школы, растроганный искренней мольбой о помиловании.

– Так нельзя, батюшка, – мягко заговорил врач, – здесь разные люди лежат. Вы это должны понимать.

– Понимаю, – тоном извиняющегося человека начал отец Иоанн. – Я уже попросил прощения у дедушки. Извините, что так вышло, – повернул голову священник в сторону старика, положив руку на грудь.

Старый коммунист торжествовал: он никаких церковных песнопений не допустит (дали волю церкви!). И злобная улыбка обнажила ряд редких прокуренных зубов.

Мысли о смерти неспроста посетили Божьего служителя в ночь перед операцией. Мысли о конце земного пути всегда приходят вместе с совестью.

Ни разу за шесть лет после окончания духовной семинарии отец Иоанн не терзался раздумьями о смысле прожитых лет, как в эту ночь. Впервые ему подумалось, что служба Богу стала для него обыденным делом, а сам он из православного священника превратился в опытного продавца индульгенций.

Евтеев не мог уснуть: глядел в светлый потолок, на розоватые стены больничной палаты. Пытался ответить себе на неудобные вопросы, о которых в прошлые годы не думал. Сейчас эти вопросы столпились вокруг него, как неумолимые взиматели долгов. Как посмотрит Бог на то, что Его служитель имеет депозитные вклады в сбербанке, ездит в церковь на дорогой иномарке, которую бережёт больше, чем свою репутацию? Почему священник продолжает жить в построенном ещё до семинарии роскошном доме, похожем на средневековый замок феодала? Зачем продолжает водить дружбу с местными «авторитетами», освящая их преступное добро, а не накладывая после исповеди на состоятельных грешников епитимью 2 2 Епитимья (церк.) – особое послушание, способное излечить душу грешника. , чтобы они осознали свои ошибки?