Ольга Ушакова - Онкология любви. Драма женственности

Нет, если уж отдаваться, то достойному и по влечению, чтобы остались хорошие воспоминания, возмутился разум. Он просто возбудил, и даже не меня, а мое тело – душа отторгает его! Тело у него красивое, но оно вызывает неприязнь: прет, как танк, но ему меня не подмять. Это спортивный азарт – взять меня любой ценой, и если я уступлю, то позволю себя подмять. Мое желание сиюминутно, оно даже не мое, а навязанное грубым мужиком, но как он мог распалить желание? Вовсе не его хочу, а какого-то непонятного насыщения. Страх, гадливость и животный зов смешались и затрясли тело. Непостижимо, как я могу желать эту скотину, какой же дьявол внутри?! И я заорала:

– Скотина! Отпусти!

– Тише, – приказал он, – нас слышат.

Так вот чего он боится, вот его слабое место, обрадовалась и вдруг поняла, он сильнее физически, но не духовно, правда за мной. Эта мысль придала сил.

– И пусть слышат! Пусть узнают, кто ты есть на самом деле, и буду орать, отпусти меня!

Он зажал рот губами, навалился сбитым телом и сжал в тиски. Пронзил ужас, но сработал инстинкт самосохранения, и я со всей силы впилась зубами в его железное плечо, он застонал, отпустил и простонал:

– Ты что?

Он повернул голову, рассматривая рану, а я вскочила.

– Как я теперь покажусь, полюбуйся, что ты сделала! – он показал красный отпечаток от зубов. – Ну, измотала же ты меня! – бросил он гневно и бухнулся на раскладушку.

Я облегченно вздохнула, кажется, отстал. Целую минуту я дышала полной грудью, наслаждаясь и переваривая происшедшее: ну и подлец, оказывается, я его насиловала, я довела до исступления. И вновь забила тревога: а вдруг начнет мстить? Я больше не выдержу борьбы, меня трясет от слабости, от оскорбления, я подумала, что хорошо бы пустить слезу, может, сжалится. Однако слез не было, внутри все пересохло, и я взмолилась:

– Оставь меня, Христа ради, не порти жизнь, если я тебе хоть немного нравлюсь – оставь!

– Оставить говоришь? – переспросил он раздраженно. – А может, пригласить Жанета?

Жанет, радостно отозвалось во мне, неужели мы расстались всего несколько часов? Я так измучена, что забыла, как и почему здесь оказалась, а Жанет остался где-то в другом пространстве и времени. Хочу его увидеть, рвалось из груди, одним взглядом бы успокоил. На языке вертелось «хочу-хочу», но интуиция предупреждала: провоцирует.

– А он парень завидный – джигит! Так, может, позвать, что молчишь?

Хочу, но меж нами пропасть, все погибло, на теле липкие отпечатки гадины, я чувствую себя испоганенной и виноватой, да придется оправдываться, доказывать, что не шалава, я не хочу ничего доказывать, это оскорбительно.

– Я заметил, он тебе понравился…

Мне так хотелось бросить ему в рожу: да что ты мог заметить, грязная скотина? Но разум остановил, не надо злить. Я хочу его видеть, но это опасно, подлостью пахнет.

– А хочешь, приведу двоих, и тебя изнасилуют?

Ну и тренер сборной, на преступление намекает, еще и запугивает. А я хотела слезами его разжалобить!

– Зови, если хочешь за решетку, мой папа – прокурор! Закачу такой скандал, что тебя с работы попрут раньше суда! – Я выпалила это таким уверенным тоном, что сама поверила во всемогущего папу. Выражение бесстыдной уверенности мгновенно сменилось растерянностью. Вот как надо действовать с хамами, обрадовалась я, почему раньше не сообразила?! Вскоре я услышала сонный храп и перекрестилась: «Слава Богу, кошмар позади, можно отдохнуть». Однако нервное перевозбуждение не давало заснуть. Я выбралась на террасу через окно и увидела идущую с нее на улицу лестницу, во мне разлилось сожаление, как же я не догадалась выглянуть в окно, ведь можно было сбежать. И почему я пошла в эту комнату, почему подчинилась чужой воле, почему не проявила смелость, ведь сразу чувствовала подвод? Да, чувствовала, только до конца не верила, что тренер может быть распутником.

Может, попробовать отыскать Жанета, подумала я, но внутри заскрипела обида: он сдал меня, бежать немедленно! Я вернулась в комнату и объявила, что уезжаю. Шаповалов не ответил, его лицо выражало безразличие. Я молча усмехнулась, обломал зубки, и весело подзадорила:

– Так что – женимся или нет?

– Ну да… – ответил он как-то неуверенно.

– Или уже передумал? – съязвила я и заметила, что он избегает смотреть в глаза.

– Завтра приеду и перевезу тебя, сейчас надо ехать на тренировку, – ответил он уклончиво.

Интересно, как бы он вел себя, если бы я уступила? И что-то внутри подсказало: да точно так же косил бы глазами и не знал, как от меня отделаться. Вот бы вывести его на чистую воду, только как? Я взяла сумочку со стола, и вдруг в глаза бросился листочек бумаги – телеграмма с подписью «Наташа».

Да, он женат, но неужели такой лжец? Возможно, телеграмма не ему, ухватилась я за эту мысль как за спасательный круг, иначе просто невыносимо сознавать, в каких грязных руках побывала. Он перехватал мой взгляд, смутился и поспешно объяснил: «Это сестра, она беременна, просила купить для малыша…» – его голос оборвался, а я меня сразил ужас: «Дрянь, последняя дрянь; жена беременная, а он другую заманивает, да еще жениться обещает». И эта дрянь, из-за своей похоти грубо вторглась в мою жизнь, повергла в стресс и разбила зарождающиеся чувства, и все для того, чтобы сломать меня. Значит, вот каковы мужчины, готовы на преступление, чтобы спустить свою дурь, а утром тебя выбрасывают, как использованный презерватив. Вот значит, какая она, эта мужская правда! Жутко вспомнить, в момент слабости я едва не сдалась. Я вымазана грязными лапами, и эта грязь проникает внутрь и разъедает. К горлу подступил ком, в глазах потемнело, в ноги ударила слабость, я схватилась за дверной косяк и едва устояла.

– Что с тобой, ты побледнела? Приляг, – предложил он испуганным голосом.

На языке вертелось: от твоего насилия и лжи сознание теряю, но я почему-то выдавила:

– Очень устала, не спала.

И вдруг в голову ударило, а ведь схватка была опасной, мог изнасиловать. От этой мысли накатил жуткий страх. Я пыталась успокоиться, уговаривала себя, что все обошлось, что я выстояла, но нервы продолжали вибрировать. Переведя дух, я подумала, что должна вести себя как победительница, что смущен и чувствует вину. Но я не ощущала победу, на душе было гадко, на собственной шкуре убедилась: кобели они, а я еще не верила. Скорее к себе, отмыться от грязных лап, от зловонья и лжи! Но надо отыграться.

– Если ты передумал, я без претензий, – иронично бросила я.

– Я же сказал, завтра… – но мужской неуверенный голос сорвался.

– Да-да, перевези в отдельную комнату, буду очень ждать, – со смехом подтвердила я.

– Извини, не могу проводить, но тебя доведут до остановки.

Я возмутилась про себя, он бы еще изнасиловал, а потом бы извинялся. Залепить бы пощечину, но опасно, как же отомстить за поруганные чувства? Однако моя фантазия не могла ничего придумать, и с язвительной улыбкой сказала: