Иван - Стеклянное время. Пролог

***

Вечером того же дня Алекс и Джон сидели на веранде.

– Ну что, маятник остановился? – спросил Джон.

– Похоже да, – расслаблено и уже спокойно отвечал Алекс.

– Теперь расскажи мне, дорогой друг, как ты видишь ситуацию с поправкой на наши интересы.

Алекс ответил не сразу, а после большой паузы:

– Тебе всегда была нужна власть, а мне был нужен ты. Ты был и остаешься моей единственной инвестицией, а инвестиции, как ты знаешь, нужно защищать. Но сейчас все по-другому.

– И что изменилось? – с искренним интересом спросил Джон.

– Мы получили, все, к чему стремились. Инвестиции обернулись колоссальной прибылью, и на меня, Джонни-танк, – Алекс широко и обаятельно улыбнулся, – пролился золотой дождь. Я не ошибся в тебе, и ты выиграл для меня все, что только можно было выиграть. Мы сорвали банк, когда тебя избрали. И в этот момент наш жизненный цикл закончился. Все, что происходит дальше, – чистая бухгалтерия.

Мы круто поменяли курс, но это все равно в рамках существующих правил. Мы поймали волну. Да, мы бы не разрешили тех противоречий, которые привели нас наверх. Я знал, как действовать в этих противоречиях. Мы не новая программа – мы перезагрузка компьютера. Мы бы много чего оптимизировали из того, что получили, и дальше бы делали тоже самое. Мы бы поступали мудро и расчетливо, играя в рамках системы – она, слава богу, еще прочна и работает. И еще долго бы работала. И мы сделали бы свое дело и ушли на покой, удовлетворив все свои амбиции. Но тут, мать его, случился этот вулкан. И все вернулось в ту точку, где мы с тобой решили то, что решили.

Вообще-то, когда я сегодня проснулся, мне было так спокойно и хорошо, и все в душе улеглось, и я подумал, что нет никакого прогноза, и никакие вулканы не взорвутся, просто Он, – Алекс поднял глаза к небу, – хочет, чтобы мы немного подумали о своей жизни. Всерьез подумали.

Джон с беспокойным интересом слушал друга. Так, как сейчас, Алекс никогда не говорил с ним – из-под привычного образа, который Джон знал с детства, проступала его истинная болезненная суть.

– И вот что я вижу, Джон. Мы сейчас как будто опять вернулись в то время, где мы сделали выбор. Вернее, ты его сделал, а я с тобой согласился, хотя и был не совсем уверен. Ведь Большая Ма хотела для тебя того же – она хотела видеть тебя Президентом. Просто она считала, что забираться на верхний этаж нужно по лестнице и по дороге разговаривать со всеми жильцами. А ты тогда решил, что лучше подняться на лифте.

Да, я помню все твои аргументы тогда, сегодня это не важно, мы уже там, где мы есть. Мы наверху – там, куда хотели попасть. Мы все угадали, и мы дождались. Мы поставили на то, о чем всегда говорили Большая Ма и Гарри.

Мы играем в баланс между жильцами и владельцами дома. Но теперь нам снова нужно решать: с кем мы? С владельцами или с жильцами? Тут даже не вопрос выбора между страной и государством. Выбора нет, инструменты государства не могут решить эту задачу, они могут только мешать. А те, которые могут решить, – они отсутствуют, и не факт, что их можно быстро создать.

Алекс говорил, чуть раскачиваясь и не обращаясь к Джону – он говорил внутрь себя, монотонно проговаривая слова, как наматывают проволоку на бобину: ровно, ряд за рядом.

– Вот почему ты снял табу с Большой Ма. И не перебил меня, когда я сегодня произнес ее имя. Тогда, давно, в той реальной политике, было подобие таких инструментов. Да, они были реальные, но заточены под другое – под конфронтацию. Сейчас совершенно другая история. Но она не даст нам остаться в стороне.

Вдруг ровные ряды проволоки спутались – Алекс очнулся и безумными глазами уставился на Джона.

– А я не хочу ничего, мне страшно, мне не хочется во всем этом участвовать. Боже, если бы ты знал, Джон, как мне страшно! Но откуда ты можешь это знать? Ты никогда ничего не боялся, ты да еще Гарри и Забияка.

Алекса трясло, как будто через него пропустили ток, и это состояние передавалось Джону.

– А я боялся всю жизнь. Я боялся толпы, я боялся, что меня побьют, я боялся подойти к девушке, я покупал дорогие костюмы, потому что думал, что они защитят меня. Я боялся быть самим собой, я до смерти боялся Забияку, и, если хочешь знать, у меня тоже была моя Большая Ма, которую я предал. Да! Не только у тебя есть Большая Ма – я думаю, Джон, она есть у всех. И вот теперь, когда казалось, что все страхи наконец позади, – этот чертов вулкан!

По лицу Алекса текли слезы. Он в одну секунду успокоился, размяк и говорил теперь с Джоном очень ласково, хотя и с грустью.

– Если честно, Джон, я уже придумал, как мне выйти из игры. И решение, – он вдруг улыбнулся, – так красиво и элегантно, что даже ты не сможешь ничего мне предъявить.

Джон скривился в ответ на эти слова, но Алекс жестом остановил его и продолжил:

– Но это хитрость внешняя – я придумал, как соскочить снаружи. А как соскочить внутри?! У меня уже так было, Джон, ты помнишь? Я сбежал тогда без всяких объяснений – я просто сбежал. И ничего не помнил. Я очнулся и только тогда понял, что сбежал. А сейчас мне в сто раз хуже.

После этих слов Джону впервые за много лет стало страшно.

– Не делай этого, Алекс, подумай еще, не оставляй меня одного, – Джон говорил монотонно, как бы гипнотизируя друга.

– Дело не в тебе, Джон, дело во мне. Я вдруг в один момент понял, что началась моя жизнь. Она началась сразу, без предупреждения, и нет никакой возможности сбежать от нее.

– А как же твои слова, что ты хочешь уйти?

– Это ничего не меняет. Жизнь вошла в меня, и не важно, в деле я или нет. Мне не за что и не за кого больше прятаться. Ответственность, от которой я бегал всю жизнь, настигла меня. Ведь я кто? Я «еврей при губернаторе». Ты всегда был моим «губернатором», с детства – как только я увидел тебя, я сразу захотел спрятаться за твоей спиной и твоими кулаками. Ты был для меня хорошим «губернатором»: ты защищал меня, никогда не унижал, заботился обо мне.

Алекса как будто снова воткнули в розетку – он опять начал заводиться.

– И я знал, что я «еврей», а ты «губернатор». Правила игры были понятны, и, если бы игра продолжалась, я был бы полезен и для тебя, и для себя. Но теперь возникло нечто, что отменяет все правила. Не будет больше ни «еврея», ни «губернатора», а что будет, кто будет, какие будут правила – я не понимаю. И поэтому мне страшно, Джон. Похоже, мне больше не удастся спрятаться за тобой, Джон, мне придется отвечать за себя самому. Господи, как я хочу, чтобы все вдруг кончилось, как страшный сон! Чтобы завтра эти чертовы эксперты отозвали свои прогнозы и все стало по-прежнему…

Я неделю варюсь в этом, я ничего не говорил тебе, я плохо спал, мой мозг работал, как бешеный. Вот, посмотри на очаги поражения, – Алекс достал карту, – это как удары хлыстом. Вот зоны поражения – и смотри, только на этих территориях может сохраниться жизнь – как во время ядерной зимы.