Иван - Стеклянное время. Пролог

– Я смотрел карты, Алекс, я видел. Если это будет – это будет для всех. Когда все в одной лодке, это не страшно – чего ты боишься?

– Я не знаю, чего я боюсь, я не знаю слов, которыми можно сказать это. Только крутится что-то в груди. Сны снятся такие, что лучше и не ложиться. И, самое главное, я не верю, что мы способны сделать что-то заранее – мы можем только реагировать на уже случившееся. Слишком все далеко зашло, слишком. У меня нет больше связи с реальностью. Это как смотреть на идущий на тебя смерч в поле – ты все видишь, все понимаешь, а сделать ничего не можешь. Все бессмысленно. Так вот, я бегу не от этого. Если бы я знал только это, я бы не дергался и был с тобой до конца. Я боюсь не того, что невозможно, Джон! – Алекс кричал. – Я боюсь того, что возможно!!! Я и тогда убежал, испугался того, что я могу сделать, а не того, что не могу. И сейчас опять то же самое, только в сто раз сильнее.

– А меня пугает, – жестко перебил Джон, – что в течение пяти минут ты то говоришь, что знаешь, что делать, то – что не знаешь. Что с тобой, Алекс? Возьми себя в руки.

Алекс на секунду застыл. И опять стал привычным Алексом – конкретным, точным, немногословным.

– Ты прав, Джон, я не знаю, что делать, и знаю одновременно… такой вот расклад. У меня есть одно предложение, но я боюсь его озвучить, потому что это невозможно – но одно только это и возможно.

– Говори, Алекс, пожалуйста, говори, не бойся, – Джон начал успокаиваться.

– Ты еще никогда не называл меня по имени так часто, как сегодня, – вдруг очень кокетливо и не совсем по-мужски отметил Алекс. Джон оторопел – он не успевал за сменой эмоций на лице друга. Между тем Алекс деловито продолжал: – Окей, я вижу первый шаг, который нужно сделать. Кого нужно собрать за одним столом.

– Говори.

– Нужно позвать Мартина Фулера, Элана Финча, Брайана О`Нила и, конечно, Забияку.

Алекс как будто забыл, что уже называл эти имена, и говорил, как в первый раз – Джон видел это по его глазам.

То, что предложил Алекс, требовало разъяснений. Джон хотел потребовать их сразу, еще утром, но не успел; не успел и сейчас. Алекс нервно продолжал:

– Да, Забияку. Меня трясет от мысли о его шуточках, но ему можно доверять, что ни говори. И не нужно меня защищать от Забияки, нам не по пятнадцать лет, я сам сумею за себя постоять! – Алекс чуть не сорвался на крик.

– Главное, чтобы не было никаких утечек – позовем их всех на президентский покер. Думаю, что смогу всех уговорить срочно приехать… Пожалуй, – с такой же паузой и с той же интонацией, как в первый раз, повторил Алекс, – нужно пригласить Генри.

Джон поймал себя на желании переспросить, как и в первый раз: «Какого? Старого?», – но только тихо произнес:

– Ты уже говорил это, Алекс.

– Ты думаешь, я не знаю, что тебя тошнит от старика Генри? – ядовито зашипел Алекс. – Или мне будет приятно видеть Забияку? Но я неделю варюсь в этом дерьме, а ты всего-навсего, – Алекс взглянул на часы, – четыре часа и двенадцать минут!

– Все! Стоп! – оборвал Алекса Джон. – Тормози, я за тобой не успеваю. Давай сначала. Почему эти люди? Зачем нам встречаться с ними?

Алекс поник, как будто из него вынули скелет. Он рухнул в кресло и, преодолевая внутреннее сопротивление, начал пространно отвечать:

– Помнишь, мы смотрели фильм Линча – как старик поехал просить прощения у брата, на газонокосилке. Как напились и плакали, не стесняясь. Жаль, редко так бывает. Я люблю этих чертовых стариков, Джон, и я хотел бы их спасти. Я уже не говорю про всех остальных. Но как спасти людей, если до них никому нет дела? Кто будет их спасать? Совет национальной безопасности? Пентагон? АНБ? ЦРУ? ФБР? Уолл-Стрит? Ну, соберем мы официальных лиц, доложим ситуацию – ты думаешь, кто-то будет думать о людях? Информация моментально просочится, и начнется такой хаос и безумие, которые невозможно будет контролировать.

Джон молчал и терпеливо ждал ответа на свой вопрос.

– Да что я тебе говорю, ты не хуже меня знаешь этих людей. Мы с тобой, Джонни, одни из них. Как же кривое будет делать прямое? Ты спрашиваешь, зачем нам нужны эти люди? Проблема не между ослами и слонами, проблема между верхом и низом. Нам нужны честные демократы против демократического истеблишмента, и нам нужны честные республиканцы против нас с тобой, Джонни, потому что мы и есть республиканский истеблишмент. И поэтому меня разрывает на части.

Я хочу помочь людям и боюсь не справиться. Я надеюсь на тебя, но еще я малодушно хочу, чтобы ты испугался и пошел формальным путем – тогда я могу сбежать, потому что не верю, что таким путем людей можно спасти. А с другой стороны, мне очень хочется, чтобы ты не струсил, а прищемил хвост этой гадине и спас людей. Поэтому мне пришли в голову эти имена.

Губернатор Фулер – фермер как он есть. Он, может, и глуповат, но люди ему верят. Зато у его дружка-конгрессмена ума хватит на троих, и он не боится ни военных, ни спецслужб, ни Уолл-Стрита. Он отстаивает интересы большинства.

Дальше. Лоббистов в белых перчатках не бывает, но Финч – особый случай. Он, конечно, бандит, но понятия ставит выше своих интересов. Про Генри все понятно. Забияка – это Юг. На них можно опереться, начав игру против элиты. Я не вижу, как по-другому можно сделать дело.

Джон молчал – теперь до него дошло, что предлагал Алекс.

– У тебя есть конкретное видение игры? – спросил Джон.

– Нет. Им не навяжешь того, чего они не хотят. Нужно встретиться и послушать, что они скажут. Мы ничего не теряем. Мы не делаем ничего незаконного. Кроме того, обычная процедура – стандартный договор о неразглашении. Просто я хочу, чтобы мы услышали мнение экспертов, мы же так любим звать экспертов, – с сарказмом сказал Алекс. – Что потом? Я знаю сто человек, которые верно оценят ситуацию, но что будет потом? А эти – эти способны думать еще и об общем деле, а не только о себе. На это надежда. Только вот мы, Джон, – мы-то еще можем думать об общем деле? Есть оно у нас с тобой вообще, это общее дело, а, Джон? Так что остаемся мы с тобой. И решение за тобой. Если ты решишь… – Алекс не успел договорить, как Джон решительно встал и вышел из комнаты.

***

Так Джон остался один – впервые в жизни. С детства всегда кто-то был рядом: мать, отец, брат, кормилица, жена… Джону было нужно, чтобы кто-то был рядом, чтобы кто-то восхищался им, чтобы было кому нравиться. Джон любил власть и любил нравиться. Если бы он любил власть меньше, то пошел бы в певцы или артисты, у него это хорошо получалось. Но он любил власть больше, чем нравиться людям.

Джону нужно было, чтобы им восхищались во власти и через власть, чтобы понимали, как Джон управляется с властью. Это понимали немногие: мать, брат, кормилица и Алекс. Но власть означает одиночество, и Джон не понимал сначала, что принес в жертву любовь матери и брата… а теперь он вдруг понял, что только восхищение Алекса питало его, но и этого не осталось. Он совсем один, и даже если все им восхищаются, ему все равно и даже хуже, потому что ему нужно, что бы им восхищался человек, которого он любит и который любит его и понимает, какой он.