Василий Лягоскин - Дома мы не нужны. Книга шестая: В мире Болотного Ужаса

Легат теперь зябко поежился. Не от заряда дождевых капель, которые злой ветер бросил на край крепостной стены, где стоял Марк, а от жутких воспоминаний. Марк Туллий и сам однажды чуть не поддался чарам этого Вождя; не ушел вслед за ним в болота. Хорошо – рядом стояла супруга. Ливия Терция славилась далеко за пределами провинции своими целительскими способностями. Как оказалось в тот страшный момент, еще и способностью противостоять чарам; и брать под свою защиту людей, стоящих рядом. Тогда легата словно окатило потоком холодной воды, с которым не мог сравниться никакой ливень. А Вождь, убивающий взглядом – нарушивший негласный закон, и за то по давней традиции навсегда отлученный от торгов – сверкнул злым взглядом и ушел.

– Скорее всего, – тоскливо подумал Марк Туллий, – это именно он и мутит болотную воду.

Легат принялся подсчитывать, на сколько кругов провинции хватит запасов сока. Почему-то пришла уверенность, что очередные торги не состоятся. А если и состоятся – цена, которую заломят дикари за сок, никак не устроит римлян.

– Впрочем, – решил легат – после недолгих подсчетов, – это можно будет проверить. В следующем же круге. Дам сейчас команду трубачам – пусть созывают Большой торг.

Сразу дать команду не получилось, потому что за спиной, по камням крепостной стене, простучали женские каблучки. Марк узнал бы этот стук из мириадов других (что бы это слово – «мириад» – не означало). Поэтому к любимой супруге, к Ливии Терции, он повернулся уже с широкой улыбкой. Но женщину, особенно такую, как Ливия, обмануть было невозможно. Прильнувшая к мужу, одетому в кожу и сталь доспехов, она чуть слышно вздохнула, а потом задала вопрос, не отрывая головы от груди Марка Туллия:

– Ты тоже?! Ты тоже почувствовал Зло, что скапливает свои силы в болотах?

– Оно всегда жило там, – попытался мягко успокоить жену легат, – и мы всегда противостояли ему. Потому что кроме нас – некому!

– Да, некому, – еще печальней выдохнула Ливия.

Она, наконец, оторвалась телом от супруга, чтобы вздрогнуть, и устремиться вперед, к самому краю стены. «Ах!», – с таким стоном она едва не шагнула в бездну. Марк Туллий едва успел удержать ее от рокового шага. А потом и сам застыл в удивлении; почти в мистическом страхе. Впрочем, страхом это чувство назвать было нельзя; скорее – предчувствием страшного будущего. Именно таким ему представилась туча мошки, что вдруг упала из туч, в которых пряталась до сих пор. До стен, и до римлян, застывших на них, эта туча не долетела. Влекомая каким-то инстинктом, а может, командой злого разума, она остановилась не выше, чем в дюжине стандартных шагов от голов Марка с Ливией («Какие шаги в небе?», – успел подумать легат); потом туча распалась, размазалась огромным диском, что закружил вокруг крепости сплошным покрывалом, почти закрывшим все внизу от дождя.

Зрение у Марка Туллия было отменным. Он при желании мог различить каждую мошку; каждый хоботок, несущий смерть всему живому. Но сейчас он внимал не собственным чувствам, а словам Светы Кузьминой, которая, собственно, и владела колдовским даром внутри Ливии Терции.

– Это предупреждение, – шептали женские губы, – или демонстрация силы и колдовской мощи, которая подняла в небо эту тучу, и сейчас кружит ею над нами, пытаясь…

– Клеон! – единственное слово заставило Ливию замолчать – словно оно порвало незримую нить, соединявшую целительницу с единым разумом мириадов (пригодилось-таки слово!) мошек.

От стены, за которой скрывалось караульное помещение, оторвалась фигура пожилого прокуратора. Эта «тень» легата была такой же привычной, как дождь, или болотные испарения, которые очерчивали своими миазмами владения провинции. Сколько помнил себя Марк – с самого детства – Клеон всегда был рядом. И всегда был готов исполнить любое его поручение; любую прихоть. По сути это была еще одна пара рук, ног, и еще одна голова легата. Насчет сердца старого прокуратора Марк Туллий голову на отсечение не дал бы. Ибо было завещано предками: «Чужая душа – потемки!». Может, в сердце Клеона бушевали страсти; может, он хотел бы в своей жизни иной, более великой участи? Может быть. Но, ни разу за бесчисленные круги, что был рядом с легатом, прокуратор не дал усомниться в верности. Вот и сейчас он шустро засеменил ногами, чтобы исполнить очередное повеление господина.

Ливия на слова супруга, адресованные трубачам, никак не отреагировала. Он по-прежнему вслушивалась и ушами, и сердцем в беззвучный клич стаи мошек, размазавшейся в небе в серый слитный диск. И вздрогнула всем телом – как понял Марк – не от пронзительного рева полудюжины труб, а от реакции на него этого диска. Строй неразумных летающих тварей распался; превратился в хаотичное облако, которое организовывалось во что-то упорядоченное, лишь при виде добычи. Вот тогда, и только тогда, можно было сказать, что стаей мошек управляет общая воля. Но имя той воле было – слепой инстинкт. Что, или кто управлял стаей сейчас?

– Вождь, – прошептала супруга в отчаянии, – это Вождь, убивающий взглядом. Это он смотрел на нас глазами каждой мошки; и он же пообещал – прежде, чем они распались из общего организма – что скоро придет, чтобы забрать свое!

– Ничего своего у него тут нет! – твердо ответил ей не муж, но легат, отвечающий вместе с консулом за жизнь каждого римлянина, – и сюда он не придет! Потому что тем самым нарушит извечный закон. А это – смерть для него самого, и для его племени.

Марк Туллий был искренен сейчас; он сам верил, что так и будет. Старался верить. А Борис Левин в его душе тщетно старался отогнать простой вопрос: «И что тогда будет с нами, с римлянами. И с остальными племенами – без сока болотной травы?»

– Тогда, – легат улыбнулся и Ливии, и внутрь себя, куда и обратился с извечной верой, – будем ждать Избавителя. Как говорится в старых преданиях: «Вот приедет Барин, Барин нас рассудит!».

Борис ответил совершенно нелогично, хотя с не меньшей убежденностью в голосе:

– Ты так самому Товарищу Полковнику не скажи. Сдается мне, что ему такие слова совсем не понравятся.

Легат кивнул – своей ипостаси: словно обещая вести себя с Избавителем подобающим образом. Одновременно он увлек со стены Ливию, которую вдруг пробила крупная дрожь:

– Пойдем дорогая. Тебе надо отдохнуть. Скоро прибудут племена. А без тебя торг не начнется.

Легат имел в виду сейчас удивительную способность своей жены видеть в людях и предметах даже маленькую искорку Зла. Любая, самая незначительная вещь, пришедшая с болот, проходила проверку тайным зрением Светы Кузьминой. Зло – в любом его проявлении, отвергалось. Как бы не нужна была провинции эта вещь. Так было всегда…

Зловредный вождь, как и предполагал Марк Туллий, на торг явиться не посмел. Но людей своих с товарами прислал. Впрочем, у этого племени был лишь один товар, который прежде выменивался на зерно с полей провинции, стальные ножи, не боящиеся болотной жижи, и множество других полезных вещиц, таких незаметных в повседневной жизни, но отчаянно незаменимых – когда их не было. Взять их дикарям болот, кроме как на торгу, у торговцев римской провинции, было негде.