Павел Богучаров - Иосиф

Однажды на уроке пения мы разучивали песню о Щорсе. Я её запевал и очень этим гордился.

Учительница пения, чернобровая красавица с карими змеиными глазами, рассказывала про Щорса, как он страшно израненный, с перевязанной головой шел по берегу. Издалека. В общем, делала детский перевод песни. Как бы сейчас выразились – адаптировала текст к детским массам! Она так сгустила краски, такую адаптацию провела, что внукам белогвардейцев оставалось только заплакать.

– Вот! – страстно воскликнула она. – Может быть, герой гражданской войны товарищ Щорс был подло и тяжело ранен кем-то из ваших дедов?! В голову! Но несмотря ни на что, он шел по высокой траве, теряя последние силы, а может, и последнюю кровь… А ну, поднимите руки те, у кого деды были белогвардейцами! А?!

Я решил, коль я запевала, то должен иметь какие-то привилегии и руки не поднял. Но тут услышал грозное:

– Павлик, Павлик, не прикидывайся красным!

Хорошо, что я оказался не один с поднятой рукой. В свое время хутор Лобачи, где мы учились, был сплошь белогвардейским. Но самое интересное, адапторша – учительница пения, являлась близкой родственницей деда Митьки. Дмитрия Игнатьевича.

Для нас, школьных дурачков, свобода, братство и равенство были незыблемыми идеалами. А уж учителей и вдохновителей этих идеалов трогать было опасно. А когда все школьные и институтские знания «полезли» вспять?! Это был ужасный крах! Ленин на революцию в Россию – в запломбированном вагоне и на немецкие деньги?!

Как-то я приехал на Родину полон разоблачительных фактов. Остановился у сестры Татьяны. А муж Татьяны, мой лучший дружок детства – Васильев Василий, отец Сашки-косаря, которого я уже упоминал… Сейчас начни о них рассказывать, то нить точно потеряешь! Но, хоть малость о друге детства!

Если бы мне надо было выбрать самого что ни наесть положительного героя, я бы взял Васю Васильева. Про Щорса он, правда, не пел, стеснялся в отличие от «некоторых» горлопанов. Вася был настоящий защитник слабых и обиженных. Если мы играли в лапту, то все, особенно девчонки, стремились попасть в его команду. Мало кто из несерьёзных хохотушек бил по мячу, и вся эта аморфная хохочущая стайка ждала, когда лапта попадала в руки Васе. А без них, девчонок, игра тоже не клеилась. Вася мог так далеко послать мяч, что противники порой искали его… долго! Играли же не на стадионах! За это время можно было не спеша дойти до кона и возвратиться обратно.

В классе шестом-седьмом я опасно шутил. В школе на переменке Вася спускался вниз к выходу на улицу. Спускался и вообще пропадал из виду. Учились мы в бывшей церкви. Деревянные ступеньки с улицы были очень крутые. Родители говорили, что эти ступени ещё при храме стояли. И вот я, проходя коридором, приближался к этому сходу и дико орал:

– Вася! Лови! – и щучкой прыгал вниз.

Вася появлялся неожиданно и подхватывал меня на руки. Куда там Бэтману на мистической тяге?! Настолько я был уверен, что друг мой Вася вынырнет ниоткуда и поймает меня, – удивительно! Сейчас вспоминаю это ЛОВИ – страшно становится. А если б однажды не поймал?!

Наш учитель по труду и физкультуре Сергей Ильич Соловьев с великим трудом уговорил Васю принять участие в районных школьных соревнованиях по лыжам. Сергей Ильич знал, выражаясь современными жаргонизмами, потенциал Васи Васильева! Но как Вася противился этой поездке! Наша Лобачевская школа была восьмилетка, а в соревнованиях принимали участие школы всего района. Конечно, и подготовка была разная. Особенно блистали школьники из самого Нехаево! Районный центр! Читай – Столица! Тогда уже у тех ребят, кто серьёзно занимался этим прекрасным зимним видом спорта, были лыжи на ботинках, палки отличные! Лыжи же Васи нашего Васильева попирались кирзовыми сапогами с загнутыми вверх носками. Крепление? Дугообразный ремень, куда можно было воткнуть и валенок, и сапог. А в руках, вернее, в перчатках из козьего пуха, спортсмен Василий держал, даже по тем временам, допотопные палки с бамбуковыми, много раз чиненными-перечиненными кружками-держателями. Можно сказать – зимняя потеха! Чистая самодеятельность! Снега в том году было уйма! Стоял морозец крепкий! И вот, в числе полсотни юных лыжников наш Вася рванул на десять километров! Мы, друзья и болельщики Васины, не сомневались, что он будет первым. Так оно и вышло! Правда, Вася наш немножко заблудился и сделал лишнюю сотню метров, да на полпути у него на одной палке оборвался тот самый чиненный-перечиненный кружок, каким отталкиваются от снега. И он, отбросив эту палку, с одной, точно какой-нибудь охотник-якут, одолел финишную ленточку. Какой при этом стоял хохот, свист, гул! За Васю крепко вцепились районные руководители-спортсмены:

– Да его на область нужно послать! С одной палкой и первое место, а?

– А если ему дать две?! Нормальных?! Да он какие хочешь места позанимает!

– А если на него ещё наденем ботинки с жестким креплением?! Загремим на всю область!

– Бери выше – на весь СЫСЫЕР!

– Да…

На всё это Вася сказал категорически:

– Нет! И не упрашивайте! Или из школы уйду!

Оказывается, Вася признался позже лет через двадцать, девчонки-старшеклассницы, когда он подходил к финишу, хохотали, глядя на него, и варежками тыкали.

Ну и ещё! Взрослые казаки наши, дяди из хутора, просили иногда Васю забросить в небо мяч. Был у нас мяч – маленький, черный каучуковый. Мяч этот у Васи улетал, казалось, в облака! Пропадал из виду! Но, самое главное, обратно он падал прямо в то место, откуда был запущен. Попробуй, товарищ!

Благородство и способности Васильева Василия Ивановича будучи, вот, взрослого человека, не буду описывать, – совсем уйдем в сторону! Добавлю только, что всю жизнь он проработал водителем в ЭМТЭСЕ, который начинал строить его тесть и наш герой – Иосиф Павлович! В колонне одних только водителей насчитывалось около ста пятидесяти человек. Среди шоферов Вася слыл силачом, миротворцем и имел прозвище – ПАПУЛЯ! Оно и сейчас за ним осталось.

И вот, в конце восьмидесятых, летом ехал я в свой хуторок, казачий хуторок Авраамовский, и остановился на ночь у миротворца Папули. Встретил меня Василий Иваныч хорошо! Выпили мы с ним, закусили. Сестра ушла спать, и меня понесло! Да всё про Розенфельдов, да про Апфельбаумов. Про разрушение церквей, да про преступные указы о расказачивание. Василий Иваныч молчал, пока я не упоминал Ленина.

– Во, Вася, кому мы верили! Этой сволочи Ленину! – произнес я, наконец.

Миротворец Василий слегка взволновал желваки и достойно мне ответил:

– Ты заблуждаисси, Паша, всё это, Паша, брехня и не верь никому!