Елизавета Трубникова - Пролетая над планетарием

В один из ясных погожих дней, утром, подгоняемая паникой, я кинулась делать уборку. Начала с восьмиметровой закрытой летней лоджии. Обители забытых вещей. Хламовни. Но не посмела прикоснуться к артефактам, канувшей в вечность, семьи. Потому что то была память. Я боялась потерять её, утратить связь с родителями.

Пол был застелен паласом ещё в пору моего далёкого детства. И вот она я. В очередной безуспешной попытке освежить запустение. На четвереньках. Со стиснутыми от напряжения зубами. Как натуральная сумасшедшая. Тщусь отдраить неподдающуюся, не согласную подчиняться, рухлядь.

А за окном поют птицы. Слышны шаги проходящих мимо людей. Доносится беззаботный детский смех. Так почему же я, несчастный Дон-Кихот с тряпками в руках, провожу бесценное, ускользающее время жизни, сражаясь с бытовыми мельницами?

Хорошо помню, как начала вдруг реветь в три ручья. С соплями и воплями. Как плачут дети, с упоением. Нарыдавшись всласть, выпустив часть боли наружу, заварила крепкий чай. И поняла, что не должна ничего одряхлевшему ковру. Он больше не враг мне.

Пила чай, сидя на лоджии, в развалах. Большие горячие глотки приятно жгли горло. В этот миг разрешилась главная загадка. Я всё гадала. Это то, что снаружи, вгоняет в тоску? Или, пожирающая изнутри, тоска создаёт то, что снаружи? Ответ был прост – снаружи то, что внутри. А внутри себя я рьяно верила, что должна жить так, как живу. Тяжело. Трудно. Нести крест. Но какой? И, главное, чей? В конце концов, надоело думать. Откинулась в кресле. Перестала цепляться за мысли. Их смыло внезапным ливнем. Мерное постукивание дождя уносило всё дальше. Пока я не уснула крепким безмятежным сном.

Проснулась часов в восемь вечера. Дождь прекратился. Из окон приятно пахло свежевымытой зеленью. Сладко потянулась. Остатки чая вылились из перевернувшейся чашки. На ковёр. Но вот ведь странно, это ничуть не задело. Бытовой тетрис больше не вызывал беспокойства. Я приняла иллюзию. Решение было найдено.

Избавиться от лишнего. В большой квартире за много лет хлама накопилось предостаточно. Да и во мне самой утрамбовались миллионы отживших мыслей и поблекших воспоминаний. Начала с чудовищных завалов над кладовками. Которых четыре. И столько же антресолей. Поначалу взяло жуткое отчаяние. С таким объёмом не справиться и за месяц.

У мамы был менталитет дефицита, столь характерный для их поколения. Я тоже подхватила этот вирус, ведь мы из одной семьи. После её смерти, выкинула часть ненужного барахла. Но рука не поднималась на швейную машинку, на оверлок, на принадлежности для рукоделия. Старая отцовская палатка, коллекции значков, фильмы и музыка на многочисленных дисках. Всё напоминало о них. Перечислять можно бесконечно. То, что не смогла выкинуть сразу. Все эти вещи сопровождали долгую жизнь родителей. Было горько расставаться с ними. Но всё же набралась духу и оставила только самое ценное.

Сама я тоже успела пустить корни. Старые дневники, кассеты, фотоплёнки, одежда, бижутерия. Залежи. Каждый раз откладывание на потом. После дождичка в четверг. Грустно так от всего этого делалось. Будто потихоньку плывёшь в дырявой лодке. Не хочешь ничего менять. Легче утонуть, чем спастись.

Но теперь у меня своя жизнь. И точка. У всего своя жизнь.

Иногда и вправду лучше обрубить корни. И оторваться от берега.

Нет ничего личного во мне. Вот, что стало понятно во время разгребания домашних завалов. Вся я состояла из кого-то ещё.

Разбираю старые аудиодиски. Первое, что попадается на глаза – давно забытая зарубежная группа. Была у меня любовь в юности. Вторая. Или третья? Не столь важно. Вобщем это он привил симпатию к заунывщине. Но интересно же! Вставляю диск. Врубаю звук погромче. Побежали мурашки. От живота к сердцу. Волнами. Ничего себе! А всего-то диск включила. И что? Чувства к мужчине, которого лет пятнадцать как не видела? Да и не помню ничего особенного о нём. Нет. Это другое. Манящее. Будоражащее. И одновременно пугающее переживание. Ностальгия. Тоска по прошлому.

Всегда туда тянуло. В том, чего уже не вернуть, есть особенная прелесть. Нельзя ничего исправить. Всё как в тумане. Повисло. Застыло. И влечёт в себя чёрной воронкой. Летишь по коридорам памяти. Мимо проносятся открытые двери. Но на бешеной скорости, ни заглянуть толком, ни рассмотреть ничего не выходит. Сплошная мука. Депрессивная музыка оказалась на диске. А чужая депрессия мне ни к чему. На помойку.

Так-так, что тут ещё… Бог мой! Да тут целое скопище вселенской печали! Жалко. Страшно расставаться. С детством и юностью. Но решение избавиться от лишнего было твёрдым, нерушимым. Девяносто процентов дисков с гнетущей музыкой было отправлено в мешки для мусора.

Дальше фильмы. Оставила только самые добрые. О любви. С хорошим посылом. И мульты. От остального избавилась. Кое-что даже продала. Чтобы поддержать жизнь в организме. Разжилась кое-какими деньгами. И пошла в классный итальянский ресторан поблизости.

Села за лучший столик. Стала изучать меню. Впала в смятение. И вдруг меня осенило! Ведь я никогда особенно не любила себя. Этим обычно и руководствовалась при выборе блюд. Вот и сейчас. Хотелось взять что-то попроще. Взгляд метался туда-сюда. По аппетитным страницам. Мозг лихорадочно решал. Или салат. Или горячее. И недорогое попить. Как вдруг кто-то во мне обнаружил это жалкое состояние. Кто-то очень уверенный в своих силах. Крепко стоящий на ногах.

Подошёл официант.

– Пасту с красной икрой. Морепродукты на гриле. Десерт дня. Прохладную минеральную воду. Молочный улун, большой чайник. – Произнесла без запинки, с лучезарной улыбкой. Наверно, даже зубы блеснули, как в рекламе жвачки по телеку. – Да. Принесите, пожалуйста, к чаю мёд. Благодарю.

Ого! Неужели я так умею?

– Чудесный выбор. – Прошелестел приятный и обходительный официант. – Горячее будет через пятнадцать минут.

Торопиться было некуда. Наслаждение жизнью оказалось весьма и весьма приятным занятием.

Сколько же жалких минут и часов было допущено мною за время сознательного существования на Земле?! Да и была ли я сознательной? На ком лежит ответственность за нелюбовь к себе? За неуважение? Это ещё только предстояло узнать.

А пока красные икринки игриво лопались на языке. Успокаивая желудок. Как это приятно всё-таки. Ни о чём не беспокоясь, не сверяясь нервно с ценами, принимать удовольствие. И не корить себя за это. Не сожалеть о прошлом. Не бояться будущего. Просто есть. Переваривать. Мечтать о тёплом одеяле. Любимом человеке рядом. Убаюкивающем постукивании дождя. Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Кап-кап-кап-кап-кап… Сердце бьётся размеренно и спокойно. Никакой паники. Ничего лишнего.