Юрий Саваровский - Птицы на моей даче (сборник)

– Идем на Север, – кисло пролепетал Александр. – Там прохладнее.

– Вот и правильно, идём на Север, нам туда и надо. – решительно заявил я.

– Пошли, и все сомнения прочь! Идём верной дорогой, товарищи! – провозгласил я.

Впереди снова замаячил такой же берёзовый островок, который каждый из нас принимал, как окончание наших мук. Мы уже отказались тащить на себе жалкие дары природы и без сожаления высыпали их из бидончиков и корзин. Достигнув очередной плешины, мы вновь, к сожалению, признавали, что это всего лишь повторение пройденного. Шли дальше до очередного островка зелени в одном направлении. Шли медленно и тяжело, ноги наливались свинцом, в горле пересохло, но жидкости в термосе осталось на всех по глотку. Свою долю я уступил жене. Он жадно допила остатки остывшего чая и заплакала.

– Ты, чего, Светик? – приклонился я к лицу жены. – Не раскисай, скоро дойдём, мене моя интуиция подсказывает.

– Интуиция? Знаю я твою интуицию! Всё, если через час не дойдём, лягу здесь, и что хочешь, то и делай!

– Хватит паниковать! Пошли дальше! – почти прокричал я.

Стало заметно темнеть, подул свежий ветерок. Я прибавил шаг, но тут же споткнулся и упал. Решил, что зацепился ногой за корягу, но это оказался скелет лося. Его задняя часть и голова без рогов ещё не полностью лишились шкуры и мяса. На оставшихся лоскутьях туловища роились большие красные мухи и муравьи. Я в испуге соскочил на ноги, рядом остолбенели жена и Александр.

– Это браконьеры. – уверенно заявил Александр. – Видишь, рога отпилили, ну а за ними уже потрудились волки или собаки. При упоминании волков моя Светлана как-то вся сжалась и первой отошла от этого жуткого места. Мы едва передвигали ноги, как вдруг нас ободрил слышимый впереди стрекот сороки, а это значит, что вот-вот мы выйдем из этого чёртового болота. Уже почти стемнело, когда мы, наконец, вступили на твёрдую почву. Ура! Это был тот смешанный лес, с которого мы и начали наш злосчастный поход за клюквой. Мы просто свалились у лесного ручейка и жадно стали пить прогорклую воду, яростно вытряхивать со скинутых штормовок и платков присосавшихся клещей и смывать с лиц и шей липкий пот. В лесу уже сумеречило над кронами высоких елей проглядывал оранжевый закат. Я пошёл на разведку. Интуиция подсказывала мне, что лес вот-вот должен кончиться и откроется опушка. Интуиция не подвела, и уже через сотню шагов лес расступился, завис над глубоким оврагом, и в сером вечернем сумраке я увидел свою машину. Моя душа ликовала. Стал звать жену и Александра, но они меня не слышали. Я поспешил обрадовать их, но сделать это мне не позволила резкая боль в левой ноге. Судороги заставили меня плюхнуться на землю и от боли кричать. На крик прибежали жена и Александр и, поняв в чём дело, стали бить и массажировать мою ногу.

Я выл от боли и скрипел зубами, забыв сообщить им о нашей победе. Судороги отпустили, и я повёл всех на выход из леса к деревне. Хозяйка дома нашему возвращению обрадовалась:

– Слава богу, а то уж я хотела идти кликать вас. Заплутали, что ли? А где ваш провожатый? Назад он не проходил, должно быть вышел по другой дороге. Ну, да ладно, вот испейте молочка.

И добрая русская женщина протянула нам большую деревянную кружку. Мы с огромной благодарностью выпили молочко, не скупясь, заплатили за присмотр машины и за её доброту и полетели на моей «ласточке» в Москву, нисколько не жалея, что остались без клюквы. С тех пор мы с женой по клюкву не ходим и покупаем её на базаре, не торгуясь, потому что знаем ей настоящую цену.

Душным в этом году было лето, должно быть от частых ночных гроз, сменяемых по утрам жарким солнцем, которое буквально за час выпаривало дождевую влагу. От испарений к полудню дышать становилось трудно.

Валерка по пояс голый шнырял по рынку в поисках заработка. На рынке народу много, особенно по воскресным дням, когда на него съезжаются колхозники из ближайших к городу колхозов и совхозов. Привозят на полуторках или гужом самые ходовые для горожан продукты, начиная с мясных и кончая овощными. Их грузовики и лошадиные упряжки заполняют все улочки вокруг небольшого, но бойкого рынка.

Горожане дали этому рынку меткое название – «Хитрый рынок» Заработать на рынке можно было, застолбив для приезжих места в длинных прилавках, а затем, любезно предоставив их мясникам, молочницам и торговцам овощами, за что они платили или деньгами, или продуктами. Можно было также подзаработать разгрузкой и переносом бидонов с молоком и ящиков с овощами от машин к прилавкам и обратно. Иногда за день удавалось заработать на мороженое или на билет в кино. Валерка понимал, что таким предпринимательством много не получишь и всё время думал, где найти подходящую и денежную работу, чтобы порадовать мать и младшего братишку. Прошлым летом он пытался устроиться на разгрузку барж в речном порту или вагонов на железнодорожной станции, но из-за малого возраста и хилого телосложения ни одна бригада мужиков его не брала, хотя мальчишки чуть постарше его умудрялись попасть в бригады грузчиков и на этом подзаработать. Валерке осенью исполнится тринадцать, он считал себя уже взрослым и тяготился тем, что до сих пор сидит на шее матери, которая тяжким повседневным трудом санитарки кормит его и младшего брата. Однажды всё-таки Валерке повезло, его взяли на временную работу на почту для сортировку писем и доставки телеграмм.

Наконец-то Валерка получил свои честно заработанные рубли. Их было немного, но они явились основанием с гордостью вручить их матери и наказать ей, чтобы сходила в магазин и купила чего-нибудь вкусненького.

– Ладно, сынок, мы устроим сегодня праздничный ужин.

Ужин и вправду оказался праздничным. На столе, кроме привычной картошки, хлеба и чая, появились колбаса, свежие помидоры и огурцы, и даже сливочное масло. Валерка ел не торопливо, с достоинством, нахваливая вкус купленных продуктов, и всё норовил подложить побольше в тарелку младшего брата.

– Ешь, Мишка, ешь! У нас ещё есть кое-что сладенькое!

В ответ на Валеркины пафосные слова, мать загадочно улыбнулась, обратив взгляд на младшенького сыночка, и достала из-под стола большой арбуз. Глаза у мальчишек загорелись в нетерпении, пока мать разрезала арбуз на куски, а он заманчиво трещал.

Валерка тут же забыл свою роль кормильца и первым притянул к себе самый большой, розовый, искрящийся ломоть.

Это было прошлым августом, а в эти летние каникулы Валерка всерьёз задумал уехать на лето в какой ни будь колхоз и там неплохо заработать. Как-никак, думал он, в колхозе всегда нужны рабочие руки и в поле, и на току, и на ферме. Вот было бы здорово, если привести домой и муку, и овощи, и постное масло, которое он очень любил.