Юрий Юрьев - Белый – цвет одиночества

Строительство остановилось. Подрядчики разбежались, и целый месяц в опустевших стенах отеля, словно по развалинам Акрополя, гулял один ветер.

Муж умел держать удар, другие и от оплеухи падали, а он… Только на день ушел в запой. Заперся и никого к себе не пускал. Всё это время жена с дочерью просидели в гостиной, а вместе с ними и родители Насти. Разговаривали только шепотом. Наступила ночь, но никто не спал, ждали, как покажет себя глава семьи.

Уже под утро, с отекшим лицом, он вышел к своим близким. Мутными глазами обвел всех. «Вот им!» – возгласил и показал в потолок неприличный жест. Засучил рукава и снова впрягся в хомут. Такой уж он был. Попробуй пожалей его, скажи, что уже не молод и поберег бы себя – назло за пятерых будет пахать и, конечно, порвет жилы на ниве семейного благополучия.

Банки кредит не дали: недвижимости, что могла бы выступить залогом, а так же других гарантий его погашения уже не было. И тогда в бой ввели последний резерв: муж прятал глаза и держался за сердце, когда объявил, что продал их «ламборджини»… Никто не мог поверить. Как же так… Но именно после этого все поняли, что он пойдет до конца.

Да, сегодня, когда всё позади, можно позавидовать и популярности «Салаира», и доходам с него, и как ещё завидуют, причем именно те, кто сначала отговаривали.

Схитрил-таки муж: сбыл три магазина, а две торговые точки в городе на всякий случай оставил – два галантерейных отдела. Они и по сей день существуют – исключительно для того, чтобы на хорошем материальном уровне поддерживать старость родителей. А тогда супруг распорядился всей семье потуже затянуть ремни и жить за счет той галантерейной торговли. Сам отбыл в курортную зону лично руководить строительством.

Старость родителей. Да-да, никуда не денешься, одно и успокаивает, что стареют мужественно, не жалуясь на болячки. Отец ещё держится, а мама сильно сдала…

Настя вдруг вспомнила, что утром звонила мать. Ленка, говорит, стала отбиваться от рук, домой приходить поздно. Ещё бы, в самый трудный для родителей возраст входит ребенок: в угол уже не поставишь и ремня не всыплешь. Не-е-е-ет, на коротком поводке их нужно держать. И в универ только на заочное отделение поступать будем. Чтоб на сессию и обратно, под родительский пригляд.

Что там ещё она говорила? Какой-то вьюн стал увиваться вокруг неё. Самое время. Лишь бы парень был хороший, не байкер патлатый, а как полагается, опрятный юноша, уравновешенный, идущий на золотую медаль, и чтоб родители не нищеброды. Надо обязательно посмотреть, что за вьюн такой…

Опять этот кашель… нет, я силой заставлю его одеваться теплее.

Отворив боком дверь, в кабинет с полной охапкой дров вошел муж. Прошел к камину и с грохотом свалил их на пол. Он был в прежней овчинной безрукавке. Сел за свой стол и озорно подмигнул жене, Настя ответила ему тем же.

– Подсобницу будем из города выписывать, ничего не поделаешь, – вздохнул он, – Михайловна уже с ног валится.

Муж говорил, хотя и без того было ясно, что обслуживающий персонала хорошо бы увеличить. Помимо подсобницы на кухню, неплохо бы иметь ещё и кастеляншу, а так же привратника. Но такие расходы нужно серьезно взвесить, учитывая, что самый разгар сезона и только успевай подставляй карманы под текущие деньги.

– Не понимаю, почему ты на меня не расчитываешь, – прервала его Настя. – Если вправду ничего нельзя придумать, то и я сгожусь. С Михайловной я, конечно, не смогу: никаких нервов не хватит. Так давай к ней горничную приставим.

– Интересно. А кому полы мыть?

– Мне. Всё равно ничего тут не делаю.

– Насчет тебя… даже не знаю, – он замялся, однако в его глазах зажглась надежда. – Но и с ней так нельзя! Ведь не живоглоты мы, в самом деле. По четырнадцать часов баба у плиты стоит, какая психика выдержит. Я уж стороной обхожу кухню, того и гляди с ножом на меня бросится!

– Распричитался, – Настя всколыхнула в бокале мартини, огорчившись, что забыла бросить в него лёд. – Разожги лучше камин.

Муж повилял взглядом, потом заголосил, приложив ладони к груди:

– Настюша, я не могу просить тебя. Все-таки это чёрная работа!

– Мыть полы – нормальная женская работа.

– Но я тебе обещаю, что только на три дня, не больше. Обязательно кого-нибудь подыщу.

Он вышел из-за стола. Болезненно для Настиного слуха хрустнули его суставы.

– Мама твоя звонила, – сообщил он, раскладывая в топке поленья. – Квартплату подняли, и кот заболел.

– Вот-вот, и у нас будут такие же новости, когда состаримся. Будем звонить Ленке, жаловаться, что заболел кот и… в общем, как-то всё повторяется. Не думаешь?

– Ну да, наверное.

– Кстати, она тебе не говорила, ухажер у нас завелся.

Стоя на коленях, он обернулся вполоборота.

– Хороший сюрприз. И давно? – Настя развела руками, но ничего не ответила. – Нет, об этом она мне ни слова. Ну, конечно, зачем зятя посвящать в ваши женские дела?! Черт знает что!

– Со взрослыми девочками такое случается.

– Когда она успела повзрослеть?

– Сама не понимаю, – ядовито кольнула Настя. – Да, пожалуйста, опять день рождения на носу.

– Помню-помню. Насчет подарка даже не беспокойся, присмотрел уже. Прежде спрячем в гараже, а после, как сядем за стол, его и затаращим.

– Именно затаращим? Не меньше?

– Так велотренажер же, как считаешь, ей понравится?

– У нас его поставить некуда, но идея вправду хорошая. Только пусть будет не велотренажер, а степпер. Если канапе сдвинуть, он как раз войдет.

Муж вздохнул и опять завозился с камином.

– На именинах и посмотрим, что за ухажер. Ведь обязательно будет какой-нибудь прилизанный худыш, вежливый интеллигенток в белых носочках. А мне бы такого бойкого парнишку на мотоцикле. Чтобы драться умел. Я бы хоть за дочь спокоен был.

Настя погрозила ему в спину кулаком и без голоса, одними губами по слогам прокричала: «Убью, паразит»!

Они сидели бок о бок на разостланной по полу медвежьей шкуре и, глядя на огонь, разговаривали:

– … А ты сказала, мы должны расстаться. Сняла со стен свои фотографии, собрала вещи. Я спросил, почему?..

– Мог и не спрашивать. Показал бы, что тебе все равно. Я бы и вернулась, – Настя провела подбородком по коленям и положила на них голову. – К тому же я оставила на подоконнике сефор с косметикой. На самом видном месте.

– Это был знак?

– Женщина может, что угодно забыть у мужчины, только не косметику.

– Плохо, что я тогда этого не знал, глядишь и не наломал бы столько дров.

– Болтун. Все ты знал. Тебе ведь тогда, сколько мне сейчас стукнуло.

Муж засмеялся и игриво потрепал её за ушко.

– Как порядочный кавалер я обязан был изобразить пропасть отчаяния.

– Так и изображал бы отчаяние. Зачем было по перилам моста ходить?