Сергей Серванкос - Трофеи с ЛитКульта. Сборник текстов с различных конкурсов ЛитКульта

Яркое желто-оранжевое окружение радует глаз и в то же время горчит грустью сердце об ушедшем лете. Талантливый художник, не скупясь на яркие краски, разрисовал всё вокруг сочными мазками. В этом карнавальном разноцветье чувствуешь себя старичком, попавшим на детский праздник, с одной стороны весело, а с другой понимаешь, что что-то ушло безвозвратно, утонув в золотом многоводье.

Радость и грусть – эта смесь привлекает многих к чарующей осени. О ней пишут стихи поэты, художники обожествляют её в многообразии пестрых полотен, учёные капаются в тайнах её механизмов, миллионы просто любуются её красотой или борются с печальной хандрой, навеянной огнено-рыжей красавицей.

Кто придумал осень? Кто её конструктор и вдохновитель? Неужели то, что волнует сердца и умы, появилось случайно? Кто этот Великий Гений заставляющий замирать от восхищения и плакать от безысходности под монотонный стук холодного дождя великое множество людей, очарованных осенью?

Человек может верить в Бога, а может не верить, он может любить осень, а может ненавидеть её. Кто-то ждёт осень с замиранием сердца, как первого свидания, а кто-то, как стук палача в камеру смертников. Но самое удивительное, что, кто-то понятия не имеет, что такое осень и живёт, не замечая, как озорной ветер всё треплет и треплет пёстрое покрывало под ногами и не опавшие лоскутки на обглоданных ветках оголённых деревьев.

Стартовало 34 автора, надо было написать большое произведение из пяти рассказов или глав на заданные темы. До конца выстояли только 7 участников. В итоге я занял 5 место.

(фантастика и приключения)

Шторм

Ветер швырял сухогруз словно щепку. Хотя, я хожу в море уже не первый год, но к болтанке так и не привык. Всё нутро у меня просилось наружу и, когда боцман Сидорчук, похлопав по плечу, сказал, что пора на вахту, я даже обрадовался: наконец-то, хоть чем-то займусь, и смогу отвлечься.

Когда я открыл дверь на палубу, туча солёных брызг окатила меня с головы до ног освежающим душем, яростный ветер продирался под одежду. Шум был такой, будто совсем рядом на разогреве стоит реактивный самолёт, готовый вот-вот взлететь. Я ухватился за поручень и медленно побрёл к мостику. Стихия бушевала, стараясь разметать наш корабль в пух и прах.

Вот и трап, ведущий в рубку капитана. Вдруг сильнейшая волна ударила в правый борт, тут же накатила следующая и, скользнув по тросам, всей своей мощью врезалась в мою грудь.

Пираты

Я проснулся от невероятной тишины и сильной головной боли. Шторм кончился, в иллюминатор светило солнце, я лежал в больничном кубрике, рядом сидела Зина. Это она настояла на походе к берегам Африки, дело в том, что мы уже три года вместе. У неё подрастал сын, которого воспитывала мать Зины, а она обеспечивала их, зарабатывая на жизнь судовым врачом.

– Что случилось? Почему я здесь?

– Тебя вчера ночью волной сбило, видимо сотрясение мозга, – сказала она, наклонилась и нежно поцеловала меня в губы.

– А, что шторм кончился?

– Да, представляешь! В один миг, будто и не было ничего.

– Так ведь мы сейчас там, где пираты орудуют, – сморщился я от резкой боли. – Кеп, ведь, на шторм и рассчитывал, что под шумок эти воды проскочим.

– Не волнуйся! Тебе нужен покой, всё будет хорошо!

– Говорил тебе, что тройную таксу просто так не платят, не надо было соглашаться на эту авантюру.

– Успокойся, милый, всё будет хорошо!

– Хорошо? Ты хоть знаешь, что за ящики у нас в трюме? Это оружие, за нас даже выкуп требовать не будут! Ты понимаешь, что с нами будет?

Наш разговор прервал протяжный сигнальный гудок, который не предвещал ничего хорошего. Выглянув в иллюминатор, я увидел большой катер с вооружёнными людьми на борту, который быстро приближался к нам. Я вскочил с постели и стал одеваться, не обращая внимания на головокружение и боль. Зина испуганно смотрела на меня и причитала:

– Ой, что же теперь будет? Это пираты, Серёж, они нас убьют?

– Не скули! – выругался я и, схватив её за руку, потащил на корму.

Мы быстро добрались до заветной шхеры – это маленькая каптёрка для хранения ненужных вещей. Войдя внутрь, я осмотрелся и, раскидав пустые ящики, сказал Зине:

– Быстро сюда!

Мы сели в угол, натянули на себя, валявшийся под ногами брезент. Потом я вытащил руку из-под брезента и дёрнул кучу из ящиков и другого хлама, чтобы она рассыпалась. Несколько ящиков свалились прямо на нас – этого я и добивался.

– Теперь не дыши! – сказал я и мы затихли, прижавшись друг к другу.

Снаружи раздались выстрелы, крики, топот бегающих людей, падающих предметов. Через полчаса всё затихло. Ещё через полчаса возле нашего укрытия раздались шаги, послышалась иностранная речь. Дверь в каптёрку открылась, раздалась автоматная очередь. Моё левое плечо обожгла резкая боль, словно огромный шершень вцепился в него, тут же я почувствовал, что по руке течёт кровь. Сцепив зубы, я прижал к себе дрожащую Зину. Стрелявший, что-то сказал оставшемуся снаружи, потом вышел, захлопнув дверь.

Время потянулось черепашьим ходом. Зина оторвала от своей юбки клочок ткани и перевязала рану на плече, пуля только чиркнула его. В продырявленный брезент пробирался солнечный свет. Мы сидели молча, стараясь не делать лишних движений. Снаружи иногда доносились крики, хохот, выстрелы. Медленно свет стал меркнуть.

«Это самый длинный день в моей жизни, – думал я, прижав спящую Зину. – А ведь сегодня 21 июня – солнцеворот. Моя бабка говорила, что в этот день всё меняется: плохое на хорошее, а хорошее на плохое. Неужели, придётся в этом убедиться лично? Надо дождаться ночи и попробовать сбежать».