Олег Ока - Бесконечность на два не делится

Чушь и заумство… Но что неизменно, это наша жизнь… И тоже руки чешутся всё изменить… Вон кот Бублик в окне торчит, как пять лет назад, как через пять лет. Что тут можно изменить. Бублика убить? Что-то изменится на пять следующих лет – вместо Бублика будет торчать на подоконнике другой кот. Хорошая тётка Татьяна Кондратьевна проклянет убивца Бублика, через год забудет рыжего худого кота, будет во дворе призывать другого зверя… Ничего не изменится.

Что за мания у людей – менять порядок вещей… Знают, что суть от этого не перестанет оставаться той-же, серой, тягучей и мимолётной бесконечностью… Осень, зима, весна …Белые ночи, чёрные дни… Дожди, зной, душный зной, как в джунглях… В джунглях ничего не меняется… Сезон дождей, сушь, великая сушь… опять всемирный потоп, и никто ничего не думает менять…

Он увидел, как из тоннеля арки вышли двое и оглядели двор, направились к его подъезду. Аллка, а второй… неужели Захар… давненько не виделись. Очень давно. Любуется памятником отечественного автомобилестроения, восхищённо крутит башкой.

Какой чорт его принёс? Аллкины штучки… Зачем? Тоже что-то изменить хочет?

Захар – это хорошо. Что-то новенькое…

4. – У меня есть ключи. —

– Ага, – сказал Захаров.

– Никаких «ага». Валялись у него на тумбочке, у двери, я и стащила. Он не заметил, а если и заметил, ничего не сказал. —

– Я и говорю, – " ага», – Захаров смотрел, как она ключом тычет в кнопку домофона. Что-то щёлкнуло, дверь отодвинулась.

Обычное парадное старого Петербурга, описанное всеми классиками, от Гоголя – Достоевского до Мандельштама и Цветаевой…

Сумрачно, сыро и холодно. Лампочки-«сороковки» будто жужжали что-то своё, света не давали. В тени под лестницей стояли малярные хлипкие козлы, испачканные извёсткой. Судя по прилипшему сухому листику, стояли с осени. На полу под ними валялась смятая сигаретная пачка. Гранитные ступени по центру были стоптаны и стёрты тысячами ног поколений жильцов. К обшарпанным, потрескавшимся дверям по обе стороны лестничных площадок тянулись провисшие лианы разнокалиберных проводов, покрытых чёрной пылью. На потолках – разлапистые круги от прилипших сожжёных спичек. Под известкой на стенах видны процарапанные гвоздём заглавные буквы, плюсы, сердца, знаки «зорро». И старинные медные таблички, покрытые натёками серой и коричневой красок. Сквозь краску проступали буквы фамилий давно отсутствующих прежних жильцов. На площадках к лестничным ограждениям были привязаны консервные банки для окурков. Такие-же банки стояли на каменных подоконниках.

– Коммуналка, – вздохнула Алла, вставляя ключ в замочную скважину правой двери на третьем этаже. За дверью открылась ожидаемая картина прихожей, тоже сумрачная, неуютная, похожая на хозяйственную кладовую. Коридор упирался в дверь, видимо, туалета. Направо закрытая сейчас жилая комната. Налево ванная и невидимая отсюда кухня. Домашних животных здесь не было, это почему-то ясно ощущулось…

Алла коротко постучала в первую дверь направо, прислушалась.

– Дома нет? Или спит? – она толкнула и вошла в открывшуюся дверь. Захаров последовал за ней. Сразу за порогом она задержалась, и он обошёл её, с любопытством оглядывая комнату. Бытиё холостяка всем известно и бывает двух типов; – где присутствуют книги, и где на стенах висят флаги и шарфы с эмблемами «Зенита». Здесь признаков «Зенита» не наблюдалось, и Захаров вспомнил, что Би всегда на физическую культуру смотрел снисходительно свысока. Когда по ТВ радовал глаз очередной чемпионат мира, Би удалялся на кухню и угощал себя пивом. Так что не было здесь ни постеров с рекламой антиперхотного шампуня, которым любят баловать себя миллионеры – звёзды мяча и ракетки, ни футболок» I lave Zenit!», ни сувенирных кубков… В левом углу, у окна стояла единственная новая мебель – современный уютный диван два-на-два, песочной расцветки, на котором имелась тощая подушка того-же цвета и верблюжье одеяло, зелёно-серое, в чёрную клетку. Над диваном по стене художественно развесили репродукции любимых художников: Шагал» России, ослам и другим», Ван Гог» Кипарисы», «Распятие» Дали, что-то геометрическое и герническое Пикассо. Кажется, ещё там была картина Сони Делонэ. И висели веточки искусственной растительности. Напротив дивана на стене висел «Шарп» с диагональю 30». Под телевизором располагался дивидишник LD на тумбе, с разбросанными дисками.

– Терминатор, Звёздные войны и Секретные файлы. – подумал Захаров, и не ошибся.

Справа, у двери стоял кухонный стол с подвесным шкафом и всякой производственной мелочью, дальше холодильник неизвестной заграничной марки, увешанный забавными магнитиками. Один, например, изображал обнявшихся крутых бобров, провозглашавших :

– нет ничего лучше для родственных душ, чем совместное занятие идиотизмом! —

За холодильником в потолок упирался айсберг одёжного шкафа светлого орехового оттенка, а дальше было царство книг. Самых разных, по рангу, цвету, размеру и тематике. Это была болезнь Би. Также там за стеклом и на открытых полках стояли десятки коробок с ДВД-дисками. И опять всё это было обрамлено пластмассовыми веточками и листиками, очень натурально выглядящими.

Посреди всего возвышалось пухлое плюшевое кресло с футуристическим столиком. Пепельница, сигареты с зажигалкой, ноутбук «Dell» с мышью и несколько книжек – всё, что на нём уместилось. У изголовья дивана ещё имелась фигурная тумбочка, также с пепельницей, мобильником из не перегруженных, пара книжек и кружка зелёного стекла, пузатая и с холодным кофе. Над изголовьем дивана висело на стене деревянное распятие с измождённым Христом. Под распятием помещалась рамка с вставленной молитвой» Отче наш».

Захаров внимательно всё это оглядывал, видимо пытаясь составить представление о предназначении автора этого натюрморта, и не спешил замечать самого хозяина.

Алле присутствующие предметы были уже знакомы, и она, увидев наконец хозяина, который воседал на подоконнике, поджав колени к груди, поставила сумку к кухонному столу. Потом открыла холодильник и обозрела морозные дали, где сверкали холодные иголки. Кроме мороза там была коробка спреда, бутылка растительного масла, кетчуп, с десяток яиц и баночка горчицы.

– Понятно, – сказала Алла. – Диета, – она наклонилась к сумке, стала доставать из неё какие-то целлофановые пакеты, бумажные пакеты, картонные упаковки. – Здесь котлеты, хинкали, замороженные овощи… На два-три дня хватит… Деньги есть? —

Би, по-прежнему глядя в окно, кивнул, что-то он там видел, очень ему нужное. Потом оторвался, повернул голову,

– Там кот. Звать Бубликом. Здорово, Захар… Давно в наших краях? Один? —