Александр Клюквин - Архивариус снов

Заполучали синяки
В бесчисленных «войнушках»,
Когда лупили нас «враги»
Зарядом из «воздушек».

Коленки в кровь нещадно драли,
Гоняя мячик во дворе.
За это мамки нас ругали,
Не смысля ничего в игре —
Мы звёздами себя считали,
Как Марадона и Пеле.

Потом играли в «недотрожку»,
Увидев фильм про Брюса Ли.
Бабульки злились понемножку,
Когда возились мы в пыли.

Потом мы луки мастерили,
Как в кинофильме «Робин Гуд».
Мы просто так из них палили,
Стрелою был обычный прут.

Индейцы, ниндзи и пираты —
Вот кто мы были в те года!
И даже собирали латы
Из всяких всячин, как всегда.

Мы мяч об гаражи пинали,
Играя часто в «минус пять».
И мужики на нас кричали:
«Помнёшь ворота, твою мать»!

Тогда игру «квадрат» чертили
И расходились по полям.
Голы друг другу колотили,
Потом всё снова, по нолям.

Когда же мяч совсем сдувался,
Играли в «пекаря» в запой.
Там тоже редко кто сдавался,
И то когда пора домой.

На утро дротики, рогатки —
И на «охоту» в рощу шли.
На шортах лопались заплатки,
Зато какой-то «клад» нашли!

Зимой же крепости лепили,
Сражаясь против нас самих.
Снежки десятками копили,
Чтоб отбиваться от чужих.

Или в «царя горы» оравой
Стояли те, кто всех сильней.
Но самых сильных мы облавой
Вниз кувыркали побольней.

Мы в катакомбы шли бесстрашно
С запасом веток-факелОв.
И это было очень важно —
Расти без всяких поводков.

Мы научились делать пики
Из электродов, что найдём.
Мы были как зверята дИки,
Но знали – не растят, растём!

* * * * * * * * * *
Потом пошли «робинзонады»
В шестнадцатый, наверно, год.
Нам было ничего не надо,
Лишь только бы сходить в поход.
Без всяких взрослых уходили
На выходные напролёт.

И счастье было не в планшетах,
Не в телефонах, не в деньгах.
А в вольных у воды рассветах
И в нас – свободных дикарях!

Без всяких «гуглов» мастерили
Из хвойных лап большой навес.
И свежую уху варили,
И не было других чудес.

Шалаш, костёр, смешные байки
До незабытого утра.
Была природа, жизнь и чайки…
Но вот и юности пора.

* * * * * * * * * *
На дальний север ты забрался
Служить два года и дубеть.
А я сам знаешь с кем остался
От одиночества черстветь.

Скупые письма раз в полгода,
Куренье дряни, синева.
Уж такова судьбы природа,
Хотя всё это лишь слова.

Но слава Богу, зимним бОртом
Тебя вернули наконец.
Под рюмку чая с вкусным тортом
Ты объяснял мне про песец.

А я тебе в ответ о том же —
О нашем, местном песецЕ,
Что вроде стала жизнь дороже,
Но всё наладится в конце.

Потом как раньше мы гуляли
По нашим улицам родным.
По всяким барам зависали —
В руках стаканы, тянем дым.

Ну дальше вроде сам всё знаешь:
Аришка, Света, все дела.
Ты жизнь другую начинаешь,
А мне судьба не то дала.

* * * * * * * * * *
Ну в общем рад я, что ты есть!
А то бы был совсем ни с кем.
Не ложь, не думай, и не лесть…
Да сам ведь в курсе всех проблем.

Спасибо же за эту дружбу
Хочу я от души сказать.
Пусть иногда бывает в службу,
Но этого не избежать.

Так вот, желаю я здоровья
Твоей семье и всем родным.
Всегда богатого застолья
И быть душою молодым…

P.S.
Когда-нибудь мы стариками
На лавку сядем, посидим.
Пожмёмся дряхлыми руками
И обо всём поговорим.
О детстве, юности и прочем
Мы вспомним, как могло бы быть.
Вот я и ставлю многоточье
И будем дальше просто жить…

Сидел чудак у магазина
Годов примерно сорока.
Прохожие ходили мимо,
«Не замечая» чудака.

Лишь изредка бросали в кепку,
Что распласталась перед ним,
Не очень нужную монетку,
И мчались по делам своим.

С усмешкой, с пафосом, с упрёком
Косился люд на чудака,
Не думая, каким же роком
Была протянута рука.

Да и неважно это было
Толпе погрязшей в суете.
В глазах же чудака застыло
Смиренье к полной слепоте.

Как все когда-то был он зрячий,
Но как-то к дому подходя,
Увидел в окнах дым горячий —
Пожар там буйствовал гудя.

Стрелой по лестнице промчался
И дверь не мешкая открыл.
В огонь бесстрашно он ворвался,
Внутри любимый пёс скулил.

Густая копоть залепила
Искавший животину взгляд.
Ожогом кожа засаднила
И легкие заполнил яд.

Уже сознание теряя,
Из пекла вынес друга он.
Его в объятиях сжимая,
Издал вдруг обморочный стон.

Пришёл в себя уже в больнице,
В бинтах и вечной темноте.
И стал в неведеньи томиться,
Гадая лишь о пса судьбе.

Спросил врача о наболевшем,
Но тот плечами лишь пожал.
Сказал, что в доме нет сгоревшем,
Наверно в страхе убежал.