Владимир Буров - Рай. Бин Фрай!

– А сейчас?

– А сейчас, как раньше футболисты, они думают только об одном:

– Что мы делаем здесь, на поле? Они не понимали смысла самой игры. Как будто это был гольф.

– Мы не настолько богаты, чтобы заниматься наукой. Да и вообще никто не верил в ее реальное существование. А если ее нет, зачем мучиться? Зачем нам образование? Ну, и добрый Эстэ-Лин в сорок восьмом году запретил его. Как недоступное русскому народу. Всех этих генетиков-менетиков, электронщиков-мионщиков, он отправил на пасеку. Ибо:

– Рабочим нужны пчелы, рабочим нужен мед. – А этих научных мух, дрозофил было приказано отстреливать, как лишних слонов в Африке. Жестоко? Да. Но зато другим удастся прожить жизнь так, что не будет больно за отсутствующее образование. Никто уже не скажет:

– Ты, парень, не отлично образован. – Теперь все говорят:

– У меня отличное образование. Или два. Отличных образования.

– Команде ученых нужны негры, как в футболе, чтобы, наконец, поняли, что это не игрушки. Забивать надо. А не бегать по полю в поисках смысла или творческого союза.

Опять встал Виктор Евро. Ксе поморщилась. Она сказала:

– Думаю и так все ясно. Науки у нас нет, потому что нет образования, а образования нет, потому что оно не нужно. Так как нет науки. Вместо науки идет второе образование, третье и так далее. Все пытаются выполнить завет Ле-Нина, совершенно не понимая его смысла.

– Учиться. Учиться. И учиться. – Тройка. Семерка. И туз.

– Пусть скажет, – кивнул ПП.

Виктор опять поднялся.

– Тройка, семерка, туз, – начал он, – это:

– Учиться, учиться и учиться.

– Слышали уже, – сказала Ксе. – Я сама это сказала.

– Учиться, учиться и учиться, – это значит:

– Учеба, наука – открытие!

– Великолепно. Как в Силиконовой Долине.

– Но есть проблема, – сказал он.

– Какая? – спросил ПП.

– Я не понимаю, почему наука и образование были запрещены.

– И какое же у вас есть предположение? – спросил ПП.

– Никакого. Точнее, одно есть. Я могу думать только, что здесь правил десант с Марса.

Многие поняли, что здесь нет науки, как естествознания, и занялись вещами, куда вроде бы не может проникнуть черная магия. Просто потому, что они просты, как таблица умножения. А именно:

– Переводами. И, мама! Попали в самое болото. Они думают, что делают простой, как таблица умножения перевод. Многие из них даже не понимают, что этот перевод плох. Некоторые понимают, что он плох. Но мало, кто понимает, что перевод вообще отсутствует. Его просто нет. Перевод полностью блокирован. Он глушится, как глушится Радио Свобода. Но кем, я все-таки не понимаю.

– Все, все, все! – Ксе хлопнула три раза в ладоши. Она заметила краем глаза, что Капитанская Дочка подняла руку, желая высказаться по третьему вопросу. Этого нельзя было допустить.

– Я скажу три слова в заключение, – сказал ПП. – Первое Учиться:

– Мы уж строим Силиконовую Долину.

– Второе Учиться:

– Мы уже пригласили в наши университеты преподавателей из Оксфорда, Гарварда и футболистов из Бразилии.

– А футболистов зачем? – спросила Капитанская Дочка. Она все-таки смогла вставить слово. – Их вроде бы и так уже хватает.

– Для численности. Теперь будет, как вы предлагаете пять на пять. И это только там, где профессора понимают, что им надо учиться, учиться и учиться. Там, где думают, что наше образование и так хорошее, только надо кое-где чуть подправить, будет два к восьми. На два наших восемь бразильцев. А то некоторые уже додумались до того, что, мол, и при коммунизме была вера. Ну, с некоторой натяжкой, не совсем укладывалась в общепринятые представления, но в общем соответствовала христианству. По инерции, так сказать. По инерции чего?! Разве Россия тринадцатого любимого года и не была разрушена за неверие. Так вот это мнение, это шапкозакидательство, что, мол:

– Мы не только сейчас верим, но в прошлом уже два, а не один раз верили, – будет разбавлено бразильцами два к восьми.

– Коммунизм – это то место, где нет веры принципиально. Это Вавилонская Башня, то есть стремление достичь результата своею собственной рукой. Своею собственной рукой – значит без перевода, без чужого, другого мнения. Это и называется смешением языков. Можно сказать, что:

– Коммунизм – это отказ от перевода. А еще точнее:

– В переводе отказано.

Вдоль дороги лес густой с бабами-ягами. Они блокируют перевод, не пропускают на дорогу, оставляя людям чистый разум. Свой чистый разум.

Третье Учиться:

Далее, что третье?

ПП что-то шепнул своей любимице Ксе. Она опять как фокусник три раза хлопнула в ладоши.

– Информация о Третьем Учиться засекречена, – сказала Ксе. И добавила с улыбкой:

– Только избранные будут иметь доступ к этой информации. Мы закрываемся, нет, не в том смысле, что мы закрываемся совсем, – она обвела ручкой кабак, – а мы от вас закрываемся в банкетном зале.

Банкетным залов здесь было два. Один у входа, другой у черного выхода. Так-то это были просто два угла. Но при нажатии кнопки:

– Банкет, – угол двенадцать на двенадцать автоматически огораживается двумя выдвижными стенками, довольно тонкими, в китайско-японском стиле, но звуконепроницаемыми. Со стороны можно было подумать, что это место для суши обслуживания. Однако именно здесь должна была быть спланирована секретная операция. Она должна была доказать существование Чаши Грааля. В переводе на русский язык это:

– Третье Учиться Ле-Нина.

– Ничего вы не добьетесь! – крикнул кто-то.

– Кто это? – спросил ПП, хотя двери уже двинулись навстречу друг другу под углом Пифагора.

– Бенедикт, прошу прощенья, Венедикт Ерофеев, – сказала секретарь Ксе.

– Но он же умер, – удивился ПП.

– Как видите, теперь опять жив. В роли Виктора.

– А! Ну, хорошо. Сейчас мы проведем тест на оптимизм.

– Кто здесь еврей? – спросила Ксе, предварительно прослушав ПП. – Никого, – подытожила она. Напоследок она внимательно посмотрела на Бориса, и задала второй вопрос:

– Кто хочет в Ханаан к теплому морю?

Встали все, как будто собрались петь Интернационал.

– Я уточняю вопрос:

– Под пули! – Все продолжали стоять.

– Стоят, – сказала Ксе. И добавила: – Хоть ногтем стеклышко барабань. Прорывается конный корпус из-под Вишеры на Любань. – Для красного словца мы не будем врать, что это были власовцы, хотя в тылу и у них стояли заградотряды. Только у конармейцев Гайда их не было.

– Куда вы ребята? У них же скорострельные пулеметы. Тысяча двести патронных гильз вылетает. В минуту! Поля можно выкашивать.

Реакция ПП? Не последовало. Двери закрылись. Перед этим все посмотрели картину Пикассо под названием:

– Конец фильма:

– Когда закончилась война. – Прекрасная девушка, прекрасный муж, дети, Волга, которая, правда течет что-то слишком долго. Но это бы еще ничего.