Виталий Лозович - Убойный снег

– Живой? Вот и молодец. А ночью ши-ибко зубами-то колотил!

Затянулся вкусно, выпустил дым и уставился на огонь.

Сашку бил озноб, и нижняя челюсть пощёлкала зубами, как при переохлаждении. Он передёрнулся, и в голове тут же застонало так, что Сашка едва не завыл от боли.

– Сашя, – негромко произнес Макс назидательно, – слушайтесь Элизабет, у нас все под контролем.

– Смотри-ка ты, – проворчал Сашка, – атаманшу себе нашли, – посмотрел на Элизабет и почти попросил: – Отпусти, пожалуйста, локоть, я рюкзак достану, у меня там лекарство. Я не буду вставать.

Локоть его отпустили, но взгляда не отвели. Сашка достал рюкзак, нашел в аптечке лекарство и проглотил две таблетки просто так, без воды.

– Анальгетик? – спросила Элизабет.

– Анальгетик, – ответил Сашка нервно, – что ты на меня так смотришь?

Она улыбнулась ему еще раз, очень мило, по-женски так совсем, что Сашке показалось, он начинает краснеть, потом взяла его руку в свою ладошку, накрыла сверху другой и очень просто, без тени смущения, не глядя ни на Макса, ни на Фрэнка и уж тем более на дядю Мишу, позвала:

– Сашья, поехали со мной… в Америку?…

Здесь Сашке стало совсем плохо. Плохо, потому что он где-то все понял, плохо потому, что он не собирался в Америку и-и… вообще никуда не собирался, потому что там, в далёком Северске осталась Ксюша. Он суетливо озирнулся, выдав себя с головой, не зная, где остановить свой взгляд, от этого занервничал еще больше и наконец, не выдержав, вскочил с места и чуть не закричал:

– Да… да… на кой мне хрен твоя Америка? На кой мне хрен твоя Америка? Кто я там? В твоей Америке?…

– В Америке живёт много русских, – тихо, вразумительно сказала она, – будешь работать со мной в группе…

– Нет у вас русских!.. Ясно? – Сашка склонился к ней. – Русские есть только в России!.. И-и… в этом… бывшем Союзе еще… А это… это просто эмигранты. Ясно? И больше никто!

– Успокойся, – ровно попросила она. Сашка мгновенно умолк. Посидел чуть и сказал:

– Прости, не хотел.

– Ничего, – опустила она глаза, – ничего. Знаешь, Сашья, я в первый раз позавидовала…

– … мне? – не поверил он.

– … девушке твоей, – подняла она на него глаза.

Сашка тяжело посмотрел на американку. Она так спокойно встретила его взгляд, что даже не моргнула, и в лице не дрогнул ни единый мускул.

– А с чего ты взяла, что у меня есть девушка? – простовато и грубовато спросил он.

– Это не я взяла. Смотришь так.

– Как?

– Отчаянно холодно.

– Трясёт меня… вот и смотрю так, – пробормотал он, потянул на себя все тот же разрезанный тулуп, укрылся им и улёгся на свое место, независимо и очень одиноко.

Элизабет положила ему ладонь на лоб, подержала немного и уверенным голосом объявила всем:

– Заболел.

В комнате, на удивление, сразу все зашевелились. Первым подошел дядя Миша, держа руки в карманах, посмотрел сверху на Сашку, кивнул на него и, словно тот был без сознания и не слышал ничего, спросил у Элизабет:

– Температура?

Сашка на это зашёлся кашлем, сотрясаясь всем телом. Элизабет положила ему руку на плечо под тулупом, как бы удерживая от этих приступов и попросила, подошедших Макса и Фрэнка, достать рюкзак с лекарством. Макс полез вниз под нары, а Сашка на этот произвол вдруг воспротивился.

– Я уже выпил лекарство, – сказал он, справившись с кашлем, – больше не буду.

– А тебя никто не будет спрашивать, Сашья, – сказала ему Элизабет. У Сашки на такую фразу отвалилась челюсть. Он вылез из-под своего тулупа, глянул на американку, опустил глаза на копошившегося в рюкзаке Макса и спросил:

– Насильно будете поить?

– Если надо будет, – ответила она твёрдо.

– Да не надо его травить этими таблетками, – посмотрел на Сашку дядя Миша как на кролика подопытного, – давай-ка я его, Лизка, спиртом разотру… спину… первое русское лекарство.

Элизабет задумалась на секунду и согласно кивнула головой. Дядя Миша достал фляжку, отвинтил колпачок, понюхал и пожалел о своем предложении. Поднёс к носу горлышко, втянул воздух и пробормотал недовольно:

– Переводим добро. Ну, раз надо… – и тут же остальным: – Брысь все отсюда.

Тёр Сашке спину дядя Миша на совесть. Так тёр, что непонятно было: хотел ли он спирт в Сашку втереть, или Сашку в нары, или просто на сухую пытался растереть того, чтобы сохранить побольше «добра»? Тёр и сам с собой говорил:

– Переводим добро… и спина у тебя вон какая здоровая… хоть всю флягу вылей, не хватит.

– Ты себе налей «полста», – как молния для дяди Миши прорезался голос Сашки.

– А? – даже встрепенулся он.

– Символично. За моё выздоровление, – приободрил его тот. Дядя Миша оторвался от его спины, привычно вскинул брови, сдвинул глаза на то место, где должна была виднеться сигарета и нехотя, раздумывая, «едва-едва» согласился:

– Нет… если только за выздоровление… Может, и ты?…

– После анальгетика алкоголь пить нельзя, – тут же подлетела к ним Элизабет, села между Сашкой и дядей Мишей.

– Вы сами пейте, а Сашью оставьте в покое. Ему надо отдыхать, – и подала одевающемуся Сашке его свитер.

Дядя Миша задумчиво и где-то бестолково опустил глаза на бесценное свое сокровище во фляжке и осуждающе выложил:

– Вот ведь, Сашка, какой ты все же? На двести вёрст вокруг ни единой живой души, ты Бог знает где… а с бабой!..

За окном едва приметным пятнышком темнела на озере прорубь. Очень осторожно тундру охватывала ночь. Еще одна ночь среди миллионов других. Ничем не примечательная, похожая на все остальные. Столь же тёмная, холодная и снежная. Столь же томительная и гнетущая. Та же луна взошла на чёрный небосвод, среди тех же звёзд, и та же луна заглянула в окно одинокой рыбацкой избушки, пролив свой сумеречный свет на лица спящих ее обитателей.

У них нынешний вечер не был похож на все остальные: все они спали сытым сном. Сашка лежал на своем привычном месте – возле фанерной обивки стены под окном, рядом так и осталась Элизабет, и уже за ней находились Макс с Фрэнком да дядя Миша. Все мирно и ровно сопели во сне.

Сашка лежал на спине, закрыв глаза, но уснуть не мог никак. Его несколько знобило. Старый тулуп не спасал, наброшенный сверху, он едва доходил ему до груди. Руки Сашка пытался спрятать в подмышках, но это помогало мало, ладони стыли, словно находились в ледяной воде.

Элизабет лежала лицом к Сашке, под своей пуховой курткой, иногда открывала глаза, смотрела на его страдания… но что-то останавливало ее от помощи. Может быть, недавний взрыв его негодования?… А может, старательно поддерживаемое им состояние своей независимости?… Ни от кого. Она старалась об этом не задумываться. По меньшей мере, сейчас. Сейчас самое главное – вылечить Сашку. Болеть им, а ему особенно, просто нельзя. В таких условиях это опасно для всех. Только вот как его лечить?… Сопротивляется на каждом шагу…