Людмила Козлова - Красная Осень. Стихи 2010—2015 гг. Избранное, т. 2

Шиповник – роза диких плоскогорий

Благоухает.

Млечный Путь искрит.

__________________________

Роза метанойя* – плетистая крупная роза

2.

Лежала себе в своём ледяном саркофаге

Принцесса У-Кок – золотая тату.

Но вот появились толпою ученые фаги —

Солнечным светом казнить темноту.

Быть беде – говорили, ворчали шаманы.

Быть беде – шелестели июльские травы.

Задрожали скалы, спустились в урман туманы.

Верховный Дух из кубка плеснул отравы.

Сорок скал провалились в подземные схроны,

Воды взбесились, забыли плен берегов.

Зачем чужие руки коснулись короны,

Каменной тайны, хранящей покой веков!

То ли будет ещё – говорят и теперь шаманы.

Быть беде – города украдут людей.

А в горах над рекой

Поплывут, оживут туманы,

Облака, похожие

на белых лебедей.

3.

Где-то в горах на плато У-Кок

Когти точит седой Дракон.

Если синицей взлететь не смог,

Примешь на плечи его Закон.

Всё стерпи да не смотри в глаза —

Сердце неба Дракон украл.

Скоро скалы порвёт гроза —

в мире родится шаман Марал.

Слово его – золотой Закон,

Слава его – небесный хорал.

Был силён да пропал Дракон.

Время правит шаман Марал.

Вечна времени круговерть —

Жизнь бессмертна,

Мгновенна смерть.

Дух Цветения, сотвори

Цвет маральника —

свет зари!

4.

Окраина окраины – Алтай.

Алиса, твой мудрец Шалтай-болтай*

Рассыпался и к нам упал на кручи

Снегами расчленённой ветром тучи.

Зацвёл маральник в день пурги черёмух.

Шалтай-болтай, а ты, мой друг, не промах —

Ты знал о перевалах и паромах,

О том, как зло цветёт в горах сирень,

Спят идолы на древних космодромах.

Шалтай-болтай, берём твои дары!

Смотри – Башкаус прыгает с горы

И серебром кидается летучим.

В пустынных кручах выстрелит цикорий,

Восстанет на утёсах Марьин-корень.

Тропа всё у/же. Вьюжит наверху.

В меху кедровом прячется кедровка.

Синица сообщает: «Здесь-Ал-тай».

А вот и небо, друг Шалтай-болтай!

Здесь жатва Духа и его посев.

Большое небо – общее для всех!

__________________________________________

* Шалтай-болтай – персонаж сказки Льюиса Керрола «Алиса в Зазеркалье»

Торговые плодятся супермонстры,

Как слухи про холодный термояд.

И каждый Змей-Горыныч Коза Ностры

Бенгальским светом доллара объят.

И даже там, в районах приболотных,

Где «нариков» съедает брат Кощей,

Друг к другу притулившись зло и плотно,

Торгуют концентратом кислых щей

И пустотою кубиков бульонных,

И всячиною всякой на развес,

Китайских безделушек миллионы

На полках безразмерных и бездонных —

Спаси меня, любимый МЧС!

А, впрочем, пусть играют зазывалы

В азартную игру – а мне-то что!

Мне дела нет! Мне это – ёлы-палы!

Народ доволен, радостен?

А то!

Ночью с полки свалилась книга

И открылась на слове «фига».

Бог тебе – не сосед Ивашка,

Не гадалка с ромашкой-решкой.

На! Прочувствуй всю прелесть мига —

В этом мире ты просто пешка!

Бог, ну да – не сосед бессменный,

Да и я поддаюсь не вдруг.

Ставлю книгу на край Вселенной —

Пусть синицей летит на юг.

Много слов в этой книге-птице —

Дальний путь, неизвестность, рай,

Здесь – предать, там – душой трудиться.

Выбирай… рай, рай, рай…

Не броди средь оград-преград —

Там бетонное слово «Ад».

Ночью книга с небес слетела.

Птица Рая осанну пела,

Дожидаясь начала дня.

Расцвела под окном ромашка,

и сорвал её бес Ивашка.

Для меня.

Очнёшься утром в космосе Земли,

Где крик петуший гонит вурдалаков,

Дорога упирается вдали

В большую вазу сладких козинаков.

Протянешь руку к чашке кофейку,

Зевнёшь и снова таешь на боку,

Вокруг цветут кипрей, душица, донник.

Нечаянно уронишь телефон

В траву – за подоконник.

Махнёшь рукой – а ну его, и пусть!

Я всё равно обратно не вернусь.

Но птица-провозвестница сорока

Бесстыдно расхохочется до срока.

И вдруг бродяжкой-мышкой издалёка

Прошелестит невидимая грусть.

Достанешь телефон, а он назло

Вдруг запоёт на жутком новоязе.

Не повезло, опять не повезло —

Мой Домовой-суседушко на связи.

А я ему в подарочек – стишок

О том, как лето прыгает с карниза.

Мой позывной: «Прекрасная маркиза,

Всё хорошо, всё хорошо!»

Но этот самый умник-Домовой

Такой поднимет заполошный вой,

Что, дескать, без тебя не жизнь – отрава.

Прав Домовой, ведь он имеет право.

Присяду, пригорюнясь, на пенёк:

всё решено, а прочее – забава :

Я не вернусь! Ну, разве на денёк?

Тот прежний город – он внутри меня,

Прикинувшись безделицею дня,

Гнёт улицы пустынным лабиринтом,

Дома рисует методом репринта,

Трамвайным звоном в прошлое гоня.

Коронами воздушными искря,

Трамвай в песок кидает якоря,

Из каждого минутного простоя,

Пытаясь что-то выудить живое.

Но лабиринт придуман был не зря.

Бежит по рельсам кру/гом в никуда

Трамвайных тел железная орда,

Вскрывая на ходу гармошки-двери.

Вот так добычу ожидают звери,

Так в чёрную дыру глядит звезда.

Безумная мелодия сама

Включается, колотится в дома —

Всё заросло мобильной паутиной.

В ней бьётся крик далёкий журавлиный,

И детский голос: «Мама, мама, ма…»

Где-то в просторах высот беспредельных

Еле слышим, неуловим,

Рвёт стратосферу стрелою прицельной

Дюралюминиевый Херувим —

Лайнер крылатый и рукотворный.

В чреве спрессованы сотни людей.

В небе рыдают валторны

Сквозь голоса детей.

Вот просвистело мгновение мимо,

Кровью омыло окно.

Сколько отпущено жить Херувиму,

Столько и детям дано.

Вечной любовью их Смерть полюбила.

Что это было?

За что это было?

Внимание! Отключаю зной, включаю дождь.

Нет, пусть это будет такой основательный ливень,

Идёт себе на уме – свободен, красив, хорош!

Теперь он везде – в босоножках, в цветах,

В кабине хозяйственной «Нивы»,

В твоём мороженом, тающем на ходу,

В каждом закрытом-открытом подъезде,

В твоём личном уютном домашнем аду,

В любви, ненависти, в женихе, невесте.

Меняю то, чего нет, и не было никогда,

На ветер меняю, на вздохи гулящей бури.

Ещё лучше, если в ответ упадёт звезда,

Какая-нибудь безжалостная Принцесса Нури.

Океан расплещет солёный тяжёлый стон,

Сомкнутся Атлантика и Эвксинский Понт.

Отключаю зной,

включаю глубоководный сон.

Иду ко дну.